разорванной в этой тесноте куртке, есть кое-что и кое-как, по́ходя, быть на побегушках. Художник говорил с ним о своём искусстве редко и как будто между прочим и тут же показывал ему, как лучше приготовлять краску и вставлять в матитайо (держатель) уголь для рисунка. Микеланджело познакомился и с рисованием пером и штифтами, серебряным и свинцовым, которыми тогда широко пользовались все художники.
– Ты скоро нас будешь учить… тебе, видно, помогает твоя школьная латынь, – смеялся Граначчи.
– Финис! – нарочито мрачным голосом шутил в ответ Микеланджело и, переменяя тон, с лёгкой завистью замечал: – А тебе сегодня маэстро позволил докончить крыло херувима на заднем плане. Счастливец! И сколько красок ты употребил!
Микеланджело говорил незлобиво. Несмотря на разницу лет, Граначчи был добрым товарищем, никогда не чванился, всегда готов был первый восхититься удачным рисунком приятеля. Микеланджело спал рядом с Граначчи и смотрел на него как на своего лучшего друга. Ведь только благодаря ему он попал в это царство художественного хаоса, лежащего где-то близко, совсем рядом с царством искусства, и, если бы кто посмел отозваться без уважения о Гирландайо, оба ученика, как, впрочем, и все остальные, пустили бы в ход свои кулаки, даже рискуя собственной жизнью. Это было в обычаях того времени. Недаром у мастерских художников нередко возникали драки учеников, доказывавших превосходство хозяев, и драки эти иногда сопровождались серьёзными увечьями.
Микеланджело было уже почти четырнадцать лет, когда Гирландайо получил заказ заменить попортившуюся от сырости живопись в церкви Санта-Мария-Новелла. Вместе с другими учениками он взял себе в помощники и Микеланджело. В церкви на поставленных лесах мигом закипела работа. Художник и старшие ученики поднимались на гнущиеся подмостки, покрывали свод и стены свежей штукатуркой и в самых неудобных позах работали кистями. Младшие ученики карабкались по перекладинам, подавая краски и кисти. Микеланджело во время передышки набросал на листе бумаги одну оригинальную сцену.
Спускаясь вниз, Гирландайо услышал оживлённые голоса учеников.
– О чём вы тут? Что надо сдвинуть влево? Кого ещё недостаёт на фреске? Уж не хочет ли кто из вас приписать ещё одну святую? Что вы там ещё надумали, плуты этакие?
И, раздвинув группу мальчиков, он увидел в центре Микеланджело с углём.
– Это что такое? – изумлённо проговорил художник.
Разглядев рисунок и узнав самого себя среди своих помощников, изображённых в самых забавных позах, он мгновенно оценил верность перспективы, композицию и, взглянув на ученика с истёртым углём в руках, издал только один характерный выразительный звук:
– А-а-а… – И потом со вздохом не то грусти, не то переполненного сердца: – Так-то ты… вот как…
Граначчи, увидев себя помещённым на рисунке внизу подмостков, хохотал, опустившись на корточки и держась за живот:
– Ну и удружил! Не забыл даже заплату на моей куртке.
Микеланджело
