где с триумфом побеждал в поединках и на турнирах и стал фаворитом дочери короля. Особенно на Екатерину произвело впечатление описание принцессы: «Кожа ее была настолько прозрачной, что, когда она пила красное вино, было видно, как оно стекает по ее горлу». Петр тоже читал, но предпочитал истории о разбойниках, которых вешали или колесовали за их преступления. В то лето Екатерина писала:
«Трудно себе представить, насколько мы были разными. У нас не было ничего общего ни в наших вкусах, ни в образе мыслей. Наше мнение было столь различным, что мы не пришли бы к согласию ни по одному из вопросов, если бы я часто не уступала ему, чтобы не нанести серьезного оскорбления. Я всегда была довольно непоседливой, и эта черта усилилась из-за той жизни, которую я вынуждена была вести. Я часто держала все в себе, меня постоянно окружали подозрения. У меня не было развлечений, никаких бесед, ни теплоты или внимания, которые хоть немного помогли бы мне скрасить скуку. Моя жизнь стала невыносимой».
Екатерина начала страдать от сильных головных болей и бессонницы. Когда мадам Крузе заявила, что эти симптомы исчезнут, если великая княгиня выпьет стакан венгерского вина перед тем, как лечь в постель, Екатерина отказалась. Сама же мадам Крузе никогда не упускала возможности выпить бокал за здоровье Екатерины.
17
«Он не был королем»
16 марта 1747 года в Цербсте отец Екатерины, принц Христиан Август перенес второй удар и умер. Ему было пятьдесят шесть, Екатерине – семнадцать. Ему не позволили приехать на помолвку дочери и ее свадьбу, и она не видела его с тех пор, как покинула дом три года назад. В последний год его жизни она мало с ним общалась. Это произошло благодаря стараниям императрицы Елизаветы, графа Бестужева и его агента, мадам Чоглоковой. Отношения между Россией и Пруссией ухудшались, и Бестужев настойчиво убеждал императрицу, чтобы вся частная переписка между Россией и Германией была прекращена. Таким образом, Екатерине строго запретили лично писать письма родителям. Каждый месяц ее письма отцу и матери составлялись Коллегией иностранных дел, ей дозволялось лишь переписывать их с черновика и ставить в конце письма свою подпись. Екатерине запрещалось добавлять что-либо от себя, хотя бы одно слово нежности. И вот ее отец, умевший в своей тихой, ненавязчивой манере высказать ей свою бескорыстную любовь, умер, даже не попрощавшись с ней.
Екатерина сильно горевала. Она заперлась в своих покоях и целую неделю плакала. Затем Елизавета послала к ней мадам Чоглокову сказать, что русской великой княгине не положено скорбеть больше недели, «потому что ваш отец не был королем». Екатерина ответила, «что это правда, что он не король, но ведь он мне отец». Елизавета и Чоглокова одержали победу, и после семи дней Екатерине пришлось вновь появиться на публике. В качестве уступки ей позволили носить траурную одежду из черного шелка, но лишь в течение шести недель.
Когда Екатерина в первый раз покинула
