иметь отношение к какому-то заговору, поэтому пришпорил лошадь и оставил этого человека стоять на коленях посреди леса. Он также сообщил, что никто из егерей не слышал слов Батурина. С тех пор, заявил Петр, он и его егеря не общались с Батуриным. Затем Петр узнал, что Батурина арестовали и подвергнут допросу. Петр боялся, что его егерь или даже он сам оказались в опасности. Его страхи усилились, когда несколько его егерей действительно были арестованы.
Екатерина попыталась успокоить мужа, сказав ему, что если он не вступал ни в какие беседы, помимо тех, о которых он ей рассказал, то, независимо от вины Батурина, она сомневалась, что кто-либо станет подозревать его, Петра, в неблагоразумном проступке за то, что Петр решился заговорить с неизвестным человеком в лесу. Она не знала, сказал ли ее муж правду. На самом деле ей показалось, что ее муж сообщил ей далеко не все. Некоторое время спустя Петр пришел к ней и заявил, что некоторые из его егерей были отпущены, и они сказали ему, что его имя не упоминалось. Это несколько приободрило Петра, он больше уже не заговаривал на данную тему. Батурина пытали и признали виновным. Позже Екатерина узнала, что он признался в планах убить императрицу, устроить во дворце пожар и посреди возникшей суматохи возвести на трон великого князя. Его пожизненно заточили в крепость Шлиссельбург. В 1770 году во время правления Екатерины он пытался бежать, но опять был схвачен и отправлен на полуостров Камчатка. Он снова бежал и, в конце концов, был убит во время незначительного столкновения на острове Формоза.
В ту осень у Екатерины возобновились сильные зубные боли и лихорадка. Ее спальня примыкала к покоям Петра, и она мучилась от пиликанья скрипки и лая собак. «Он не хотел отказываться от развлечений, пускай и знал, какие страдания мне это причиняло, – писала она. – Поэтому я добилась у мадам Чоглоковой позволения переставить мою кровать так, чтобы не слышать этих ужасающих звуков. В [новой] комнате окна выходили на три стороны, был сильный сквозняк, но все равно это было лучше того шума, что создавал мой муж».
В декабре 1749 года императорский двор покинул Москву, и Екатерина с Петром отправились в Санкт-Петербург. Они путешествовали в открытых санях. Во время поездки у Екатерины снова разболелись зубы. Несмотря на то что она мучилась от боли, Петр отказался закрыть сани. Вместо этого с большой неохотой он позволил ей задернуть занавески из зеленой тафты, чтобы защититься от ледяного ветра, дувшего им в лицо. Когда они, наконец, добрались до Царского Села, находившегося неподалеку от Санкт-Петербурга, боль стала просто невыносимой. Сразу же по прибытии Екатерина послала за лейб-медиком императрицы, доктором Бургавом и умоляла его удалить зуб, который был причиной ее страданий в течение пяти месяцев. С большой неохотой Бургав согласился выполнить ее просьбу. Он послал за французским хирургом, месье Гюйоном, чтобы тот выполнил эту операцию. Екатерина сидела на полу, справа от нее был Бургав, слева – Чоглоков, которые держали ее за
