Христиан был не единственным членом цербстского семейства, чья роль в этом важном предприятии оказалась сугубо второстепенной. Пока Иоганна читала и писала, раздавала приказания и примеряла наряды, София осталась совершенно забытой и заброшенной. Полученные деньги пошли на гардероб ее матери: дочери не досталось ничего. Гардероб Софии, если так можно выразиться, ее приданое состояло из трех старых платьев, дюжины сорочек, нескольких пар чулок и нескольких платков. Ее свадебное постельное белье было сшито из старых простыней матери. Все ее вещи заняли лишь половину маленького сундука, который легко могла бы унести с собой деревенская девушка, если бы ей предстояло выйти замуж за парня из соседнего села.
София уже знала о случившемся. Она мельком взглянула на письмо Брюммера и увидела, что оно пришло из России. Когда мать открывала его, она успела прочитать слова: «вместе с принцессой, вашей старшей дочерью». Последовавшая за этим возбужденная и радостная реакция матери и то, как, перешептываясь о чем-то, ее родители удалились, убедили ее в том, что письмо касалось ее будущего. София знала, как важно выйти замуж, и помнила, в какое волнение пришла ее мать четыре года назад, познакомившись с маленьким герцогом Петером Ульрихом; кроме того, ей было известно, что ее портрет отправили в Россию. Наконец, не в силах больше сдерживать любопытство, она обратилась с вопросом к своей матери. Иоганна рассказала о содержании писем, а также посвятила ее в некоторые детали. «Она сказала мне, – писала позже Екатерина, – что риск велик, учитывая непростую ситуацию в стране. Я ответила, что Господь обеспечит стабильность, если такова его воля, и что у меня хватит мужества взглянуть опасности в лицо, однако сердце подсказывает мне, что все будет хорошо». Вопрос, так сильно мучивший ее отца и касавшийся смены веры, не особенно тревожил Софию. Ее отношение к религии, как в этом уже убедился пастор Вагнер, было вполне прагматичным.
Всю последнюю неделю, которую она провела в родительском доме, София не сообщала Бабетте Кардель о своем предстоящем отъезде. Родители запретили ей упоминать об этом; они лишь сказали, что вместе с дочерью покидают Цербст, чтобы совершить ежегодную поездку в Берлин. Бабетта, хорошо изучившая характер своей ученицы, видела, что от нее что-то скрывают. Но ученица, со слезами на глазах прощаясь с любимой учительницей, так и не сказала ей правды. Они больше никогда не увиделись.
10 января 1744 года мать, отец и дочь сели в карету и поехали в Берлин, где должны были встретиться с королем Фридрихом. Теперь София испытывала такое же нетерпение, как и ее мать. Это был тот самый побег, о котором она мечтала, ее первый шаг на пути к блестящей судьбе. Она покидала Цербст и направлялась в прусскую столицу без горечи и сожаления. София поцеловала своего девятилетнего брата Фридриха (Вильгельм – брат, которого она ненавидела, – к тому времени уже умер) и младшую сестру Елизавету. Ее дядя, Георг Людвиг, которого она когда-то целовала и обещала стать его женой, был к тому
