собралась?
А тут в комнату влетели служанки и нянька. Они принялись метаться по спальне больше, чем я недавно. Но от их действий появился результат, их стараниями я оказалась умыта, одета и причесана. Мне на голове накрутили какие-то крендельки, как рожки, а от них на плечи волосы падали свободно.
– Пан хозяин пожелал завтракать в твоем обществе, – сообщила няня Беата. – Пойдем, золотце, это хороший знак.
В столовую залу этого угрюмого замка я входила с опаской. Впрочем, меня тут, догадывалась, везде подстерегали неприятности. А как иначе? Ничего-то не знала о нравах и обычаях этого времени. Вот и шла, опустив глаза долу, но обстановку старалась подмечать. Так и дошла до длинного стола, уставленного подсвечниками. В одном его конце сидели пан Стефан и отец утопленницы Виктории, пан Казимир, в другой стороне слуга отодвинул массивный резной стул для меня. Поклонилась. Пышные юбки, я на это очень надеялась, скрыли мою неуклюжесть при сотворении реверанса. И я при этом так явно чувствовала на себе прожигающий взгляд жениха, что чуть мимо сиденья не опустилась. Но обошлось. А дальше завтрак прошел в полном молчании.
Мужчины ели и пили, а я почти ничего проглотить не могла и еще долго рассматривала двузубую вилку, прежде чем на нее что-то наколоть. Правда, хлебушка пощипала немного и кусочек сыра тоже. В своем кубке обнаружила молоко, а вот мужчины, похоже, пили подогретое пиво с творогом. Какое странное сочетание, однако.
– Я насытился, – сказал через некоторое время пан Стефан и поднялся из-за стола. Зачем он при этом крякнул, не поняла, ведь, вроде бы старым не был, примерно лет сорок могла бы ему дать. – Теперь можно и к делам перейти. Пошлите ко мне в кабинет. Дочь твоя, пан Казимир, тоже пусть пойдет за нами.
Так и отправились: мужчины впереди, а за ними мы с нянькой семенили. У дверей кабинета Беата остановилась и погладила меня по плечу.
– Иди и ничего не бойся, дитя, – были ее напутствующие слова.
А в комнате мужчины уселись в парчовые кресла, а меня оставили стоять недалеко от двери.
– Мне донесли, что дочь твоя, пан Казимир, этой ночью пыталась свести счеты с жизнью,– спокойно звучал голос пана Каминьски, и взгляд влиятельного шляхтича был вполне нейтрален, как если бы он говорил о погоде. – Это так?
– Девчонка молода еще. Перенервничала. И урону себе ничуть не нанесла.
– Да? Не нанесла? А не потому ли в реку бросилась, что прознала, как я отношусь к девицам, утерявшим невинность до замужества? Что этими вот руками порешил прежнюю свою супругу, как только заподозрил ее в измене? – так же буднично звучал голос пана Стефана и по-прежнему бесстрастно смотрели на меня его глаза. – Не от страха ли за расплату решила руки на себя наложить?
– Никак нет, ясновельможный пан. Моя Виктория не такая. А если и наболтал кто, будто бы ей нравился обнищавший шляхтич Алес Ковальский, то пусть пусто тому брехуну будет. Девку свою я строго держал, она
