еще трезвое состояние и общую молодость. – Вы бы правда к нам в гости не пришли?
– Ежели бы вы находились с нами все время, ma chère comptesse, то я бы и не покидал ваш дом, – проявил я галантность.
– Ловлю вас на слове, – она улыбнулась, обнажив редкой белизны зубы, и ее округлое личико сразу же приобрело детскую наивность. Я тут же устыдился неуместных картин, которые подкидывало мне воображение. Она же сущий ребенок, чистая и непорочная барышня, а я туда же, грязный извращенец… Но при этом я готов был поклясться на чем угодно, что невинные девицы так смотреть не могут и не умеют. Этот контраст и переменчивость изрядно сводили меня с ума в последующие недели.
– Моя дочь права, вам следует бывать у нас, – проговорил граф Литта. – Вы отличный собеседник, что редкость.
Я ничего существенного и остроумного за все часы визита не сказал, поэтому счел это грубой лестью.
– Не краснейте так. Для того, чтобы зваться отличным собеседником, красноречие вовсе не обязательно, – добавил он. – Вы умеете слушать. А это дорогого стоит и очень нечасто встречается.
Слова его были подкреплены теплым взглядом небесно-голубых, с кошачьим разрезом глаз его падчерицы.
«Умею слушать – значит, могу подчиняться вашим планам?» – чуть было не сказал я. Но промолчал. Потому как почувствовал, что моя прекрасная соседка невольно коснулась моей ноги под столом, и что тепло ее тела, ощутимое под тонким шелком ее платья, доводит температуру моей крови до состояния кипения. Я уже был достаточно распален, чтобы при малейшей неосторожности и в отсутствие графа Литты наброситься на нее и взять свое. Мысли об интригах и коварстве выскочили у меня из головы почти полностью в этот миг, потому как я попался в старую, как мир, ловушку плотского соблазна. При этом я вполне отдавал себе отчет, что не люблю ее, а лишь желаю ее тела, и будь она не столь высокорожденной и не девицей шестнадцати лет, я бы взял ее в тот же вечер – и не один раз, надо полагать.
Итак, я дал негласное обещание приходить к графу и его, увы, сдержал. А придя домой, завалился спать в одежде, и чуть было не проспал час своего появления при государе – спасибо Якобу, без него я бы получил полный абшид. При этом поутру я испытывал жесточайшее похмелье, которое не могло дать то мизерное количество вина, которое я принял внутрь. В докладе я напутал кое-какие цифры и фамилии, и государь на меня пару раз повысил голос, но увидев мою бледную и тоскливую физиономию, он проникся ко мне состраданием и сказал:
– Что, худо тебе? Как бы горячка не случилась. Ступай домой, полежи.
Не веря ушам своим, я отправился прочь, подумав, что неплохо бы отправиться к Наследнику и поведать ему о подозрениях графа Литты. Лишь только я проговорил про себя имя графа, так сразу же вспомнил о его пленительной падчерице, о том, какие авансы мне она давала, и постепенно приободрился. Потом я вспомнил о том, что она внучатая племянница
