и шепнет: «Нерешительность – худший из пороков». Эту фразу Кристоф слышал тогда, в тот вечер – или утро – несколько месяцев тому назад, о котором он помнит очень немногое. Но она как нельзя лучше подходила к ситуации, в которой он оказался нынче.
Людей в доме графа Литты было в этот вечер немало, но они после богатого ужина начали неспешно расходиться, свечи постепенно гасли в канделябрах, словно в театре перед представлением, и когда, наконец, Кристоф остался с ним и его братом Лоренцо наедине, и думал было откланяться, гадая, выйдет ли сегодня графиня Мари, присутствовавшая, вопреки своему обыкновению, на ужине, но удалившаяся вместе со всеми, и решив, наконец, что нет, не выйдет, хозяин поднял последний бокал, наполненный золотистым токаем, и проговорил:
– Остается только благодарить вас!
– В чем? – произнес Кристоф, оглядываясь.
Лоренцо подхватил:
– Не знаю, как вам это удалось, но никаких препятствий нашему Делу мы не встретили.
– Скажу вам откровенно, – возразил барон. – Я ни на что никогда не влиял.
– Но мы не верим в совпадения, – его собеседник поднял руку, и рубин на его указательном пальце многозначительно сверкнул в тусклом свете.
– Боюсь, что в этом случае придется поверить, – дерзкие слова выходили из него как-то вяло, словно он чувствовал, что они несообразны торжественности момента.
– Итак, – продолжал хозяин дома, не обращая внимания на сказанное Кристофом. – Наследник – наш. Император – целиком и полностью наш. Надо ожидать, что следующим делом он примет Крест и поведет Европу против сарацинов нового времени.
Барон кивнул нетерпеливо. Конечно же, он знал о намерениях Государя объявить тотальную войну Франции, заручившись поддержкой союзников, в коих недостатка не было. Но его насторожило то, что слова, которые с таким пафосом произносил император, граф Литта повторял нынче с едва заметной иронией.
– Таким образом, наше дело нынче обречено на победу. В том числе, благодаря вам. И было бы неверно оставить ваши усилия незамеченными, – Джулио Литта смотрел на него во все глаза.
– Повторяю, господа. Все мои усилия, как вы изволите их называть, заключались в полнейшем бездействии, – Кристоф почувствовал, как кровь отливает от его лица, – так всегда было с ним в минуты волнения или гнева.
– В этом и есть главное преимущество победителей. Воздерживаться, когда крайне хочется действовать, – заметил Лоренцо. – Доказывает зрелость натуры и ответственность за свои поступки.
Столько лести, сколько говорили ему в этом доме на Морской, Кристоф никогда ранее не слышал. Теперь, после произнесенных старшим из Литта слов, он припомнил похвалы своего бывшего друга, оказавшегося предателем, и словно ощутил холод кинжала, нацеленного ему в спину, горечь яда на языке, крепость стянувшей горло веревки…
– Что
