червь сломал мой ум.
Баба Нэа, так звали старуху, вела нас молча, лицо её было покрыто улыбкой насмешки, ибо мы для неё слепы и глупы.
Мы вошли в деревню, не защищённую стеной. Дома в деревне были квадратными, с крышами треугольными и в форме пирамиды, а покрыты крыши были волнистым материалом (шифер). Улицы деревни были прямыми и широкими. Дворы владельцев этих домов были огорожены со всех сторон невысокими стенами из железных сетей или досок, почти скрывшихся в мёртвой колючей траве. У каждого дома за забором ближе к дороге стоял деревянный столб, а по верху от столба к столбу тянулись чёрные верёвки (провода). На некоторых столбах были ржавые короба. Я теперь боялся коробов, что за дух живёт в каждом из них?! Только не издавай свой звонкий рёв…
– В этих домах никто не живёт, – заговорила старуха. – Большие люди бросили город и эти деревни, когда зло смогло разрушить стену их крепости. Уж как седьмой год пошёл, как они ушли. Следы цивилизации заносит снегом и землёй.
– Куда они ушли? К себе в небо? – спросил дед. Нэа смеялась.
– О… нет, хрен там! Они ушли на северо-запад, за реку, что зовут Канал, за синие леса. За Канал никого не пустят, его хорошо охраняют, убивают всякого, кто хочет уйти из этого места. Оттуда сюда пропускают, но обратно – нет. Хватило мне ума прийти сюда вслед за своими сынами, от зверя бежали…
Мы свернули на другую улицу и остановились в страхе. Приготовив оружие к бою, мы встали стеной, осторожно отступили назад. На укрытой снегом дороге лежали две полосы – следы от колёс, от колёс широких, со злым острым рисунком (протектор). Следов лошадей или другого скота, что могло тянуть колёса, не было, были только следы старухи с красивым узором от подошвы.
Мы смотрели то в одну сторону, то в другую, того, что оставило следы, мы не видели.
– Машина проехала три дня назад, – слова старухи были полны уверенного покоя, и с ним было немного всё той же усмешки. – Пойдём-пойдём, дикарики мои. Три дома пройти осталось.
Я представил себе большую повозку из ржавого железа, с торчащими из неё костяными шипами, охваченную огнём. На повозке этой, в моём диком воображении, сидел всемогущий бог Ток, всегда разный, но всегда ужасный.
Я не стал убирать оружие, никто не стал.
Мы вошли во владения старухи, двор её дома. Во дворе был источник воды (колодец), умна и запаслива старая женщина. Спящий зимним сном виноград оплетал деревянный навес. Но всё это обычное… поодаль от дома стояло пустое тело из железа, раскрытой пастью встретило оно нас (выгоревший остов легкового автомобиля). Пасть его была полна земли.
– Это мой цветник, – Нэа указывала на железяку, что пугала нас, и говорила с любовью и теплом. – Я в нём цветы выращиваю, красивый он летом, не как сейчас. У! Железяка! – Погрозила она ему, как цепному псу, – Не пугай гостей.
Старая женщина встала на пороге своего дома, не открывая крашенную синей краской деревянную
