Лиля прислала ему письмо? Неужели… если она попросит прощения, если… он не простит, конечно, но насколько легче станет на душе!
Впрочем, он не подал виду, как разволновался.
– Что за письмо? – буркнул с прежней ожесточенностью.
– А это Арефьев в аэропорт принес, – заявил Аркадий, и Камышев поднял на него ледяные глаза.
Письмо не от Лили! Идиот, а он-то надеялся… Двуногий осел, как всегда, показал себя во всей красе и дурости!
– Арефьев?.. Он мне еще пишет?!
Аркадий неловко пожал плечами.
– Что ж вы два месяца письмо-то везли? – Камышев взял конверт.
– Да ведь если бы узнали о письме, меня бы уволили вместе с директором, – простодушно развел руками Аркадий. – Ведь этот вражина… он ведь на голосах вещает! Но я подумал – мало ли, вдруг что-то важное там для вас…
Разумеется, Камышев не собирался открывать конверт при Аркадии! А тот не уходил, все переминался с ноги на ногу…
– Свободен, – бросил небрежно Камышев.
Аркадий, словно его с привязи сняли, кинулся к двери, но вдруг обернулся с отчаянной решимостью:
– Родион Петрович! Ваши исполкомовские по культуре выживают меня из театра! Не сегодня завтра точно порвут. Вы бы заступились, а? А я пьесу Погодина поставлю. «Кремлевские куранты». Очень необходимое, нужное произведение! Вот к юбилею Владимира Ильича обещаю вам премьеру!
Камышев так глянул исподлобья, что Аркадий подавился собственной вдохновенной речью:
– Понимаю… извините… – и был, наконец, таков.
Родион разорвал конверт, достал тонкий, непривычно тонкий листок, взглянул на ненавистный почерк – и словно услышал ненавистный голос:
«И как ты себя чувствуешь, ублюдок? Брошенный, несчастный…»
– Сам ублюдок! – яростно выдохнул Родион.
«Ты так ее любил, так боролся за нее, а она со мной! Она – и Ариша… Это тебе за мои сломанные пальцы и за мою сломанную жизнь».
Родион мрачно кивнул:
– Мало тебе, надо было голову оторвать!
«Тебе больно? – издевательски вопрошал омерзительный голос врага. – Надеюсь, что да! Я сделал все, чтобы они остались здесь! Я отнял у тебя самое дорогое! Как сказал мудрец: «Двигайся не торопясь – и день твоего мщения придет!» Арефьев».
Родион медленно скомкал листок:
– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, Арефьев!
Однако это было легко сказать… Победа осталась за врагом, и это разрывало сердце, наполняло душу физической, тяжелой, мучительной болью, спастись от которой можно было одним способом: напиться.
Разумеется, именно это он и сделал – благо оказалось с кем! Этим же вечером, вернувшись домой, Родион вдруг обнаружил в гостиной поджидавшую его… Веру. Ну да, Веру Камышеву, свою брошенную жену! Ее заставила приехать Катерина, которая решила взять судьбу родителей в свои проворные руки и воссоединить
