никто… Никто!
Ну, хотя бы кто-нибудь…
Но и кто-нибудь замер где-нибудь…
Эй…
Дайте мгновению чутьё…
Нет…
Не дают…
Тишина зловещая…
Тишина принудительная…
Тишина адская… И такая не щадящая, а ядовитая какая-то…
Не отравиться б…
Даже махонький вздох в эту минуту бы мог…
Но не может и…
Уже?
Ага… Вершится приговор судьбы…
Люди-и-и…
Нет людей!
А кто же есть?
Хоть кто-то откликнись на последний призыв Генки! Ведь решился, решился на поступок! Решился завершить свою земную идею в этот не благостный миг, который так же стих и увял, словно и не было никогда, словно и не звенел над ним так вольготно и так радостно, словно не зазывал на свободу и равенство! Помоги же ему теперь!
Но нет!
Не слышит!
Не помогает!
Не отзывается, отмалчивается, а кто-то, кто-то по-звериному лает над ухом и так противно, так скверно… И ещё запах… Этот запах смерти… О, какой же он отвратительный, дышать не даёт, думать не даёт, мысли заглатывает, слизывает с ума жадно…
Миновать?
Не минуешь…
Куда, куда все подевались?
Никого нет…никого…никого…
Но ведь кругом тысячи…миллионы…бессчётное множество, столько всего и всех… Но, нет, не спасут, не помогут, не подадут минутной передышки, потому что петля уже давит на горло существенным образом. Петля вычерчивает прямую… Или кривую?
Увы…
Гаснет миг…
Га-аснет!
А сознание в опале всех чувств!
Непростое решение
На потоке грядущего сентябрьского дня его звали Геннадием Александровичем… Мужик готовился уйти из этого мира в мир иной, как говорится. Такое непростое решение он обмыл волею целой жизни (ему исполнилось лишь 37 лет), но жизни, которая погасила все параметры чувственной многоликости оскудевших мыслей и желаний.
Высоцкий пел во время своё: «…С меня при цифре 37 в момент слетает хмель, вот и сейчас, как холодом подуло, под эту цифру Пушкин заказал себе дуэль, и Маяковский тоже лёг виском на дуло…» Вот и у Генки всё утеряло ценность жития, и ценность всякого пробуждения на всякой рождённой мысли. Утеряло окончательно и бесповоротно! Ждать больше нечего! Истощились усилия. И остался лишь один путь, пусть и неприятный, но дожить-то его тоже необходимо. И доживёт…
День, как день. Светлый, в солнечной душе захмелевшего вечера, ведь приближалась смерть, порог явной непредсказуемости и тайного испытания. А смерть иных ощущений не преподносит, кроме метаний о смысле, есть ли он там или там ничего быть не может?! Мечется, мечется безудержный ум по просторам неземным, да и там не находит своего желаемого успокоения. Только усиливается страх обречённого в конец чувства.
Небесная синь разлита
