я и думать не должна? – удивленно спросила я.
Мать отмахнулась от меня, как от назойливой мухи и произнесла:
– Сейчас за тебя думает отец. Когда будет муж – думать будет он. А ты должна быть хорошей женой. Поняла?
Я кивнула, хотя на самом деле с трудом представляла, что значит, быть хорошей женой. Сестры на семейных праздниках выглядели спокойными и смирными, улыбались кротко, говорили мало. Несчастными они не выглядели, но такое поведение не сочеталось с моим представлением о счастье.
Когда чай остыл, мне все же удалось сделать несколько глотков. Но едва потянулась за сухарем, дверь распахнулась, и на пороге возник отец. Хмурый, как осенняя туча, брови сдвинуты, рубаха на груди разорвана.
– Мэри, – гаркнул он с порога, – новую рубаху неси!
Мама подскочила и бросилась к сундуку. Пока отец стягивал разорванную, она вытащила красного цвета рубашку и подбежала к отцу.
– Вот, свеженькая, выстиранная, – сказала она, протягивая ему одежду.
Отец цапнул, швырнув испорченную в угол, и сказал:
– Старейшина совет созывает.
Я насторожилась, а мать охнула и произнесла:
– Как же это… Уже лет десять не созывали. Случилось что?
– Не знаю, – мрачно ответил отец. – Там скажут. Но наказали нашей семье явиться.
В груди ухнуло, мать зажала рот ладонью, а отец выразительно посмотрел на меня.
Глава 2
Под отцовским взглядом я как-то сжалась. Сухарь так и застыл возле рта, а я пыталась понять, что же такого могло случиться, если старейшина заявил о собрании под самую ночь. Потом все же решилась откусить, но в глотку кусок протолкнулся с трудом.
Отец натянул рубаху и кое-как одернул. Потом потянулся к ведру, в котором плавает ковшик, и размашисто зачерпнул воды. Он глотал шумно, как запыхавшийся конь после долгой дороги, затем бросил черпак обратно и вытер губы рукавом.
– Собирайтесь, – проговорил отец строго.
Мать всплеснула руками и забегала по комнате, приговаривая:
– Прямо сейчас? Да где ж это видано, на ночь глядя… У меня ж одёжа не готова…
Отец даже не оборачивался к ней и почему-то строго глядя на меня, словно это я виновата в созыве совета. Мать резко остановилась возле стола и уперла кулаки в бока.
– А ты что сидишь? – спросила она строго. – Вставай, собирайся. На плечи вот, накинь, а то зябко. Вечер на дворе.
Мать откуда-то достала красный плащ с капюшоном и протянула мне.
– Надевай-надевай, – проговорила она. – Нечего с голыми плечами ходить. На совете, поди, будут мужчины. А ты обещана Грэму. Нечего другим на тебя глазеть.
Я нехотя приняла плащ и проговорила тихонько:
– Но ведь днем я без накидок. И ничего.
– То днем, – многозначительно произнесла мать. – Днем срамные мысли если и лезут, то солнечным светом
