выговорил Пьеро. – Нап-си-бы-пыт-ре-тень.
– Чо? – заинтересовался Арлекин, смачно чавкая. – Может, в очо? – решил уточнить он, ответа не дождавшись. – Эт-то мы запросто…
– Напсибыпытретень, – повторил поэт. – Это слово я придумаю завтра. Чтобы всуе поминать того самого, кто во всём виноват. Напси быпытретень. Пусть он и будет виноват во всём. Ты же, Мальвина, любимая, чиста, ты ни в чём не повинна: так склеились звёзды… – он внезапно выбросил вперёд руку с тонкими длинными пальцами, схватил комок полусырого мяса и, обливаясь слезами, запихнул его себе в рот.
– Смотри-ка ты, оживает, на хавчик пробило, – заметил кот. – Кстати, где мой жареный язык?
– Дык, это… головы нет, – признал Арлекин. – Оторвало взрывом. Не повезло парню. Даже не могу понять, как ему так не повезло. Мы отделались синяками, а он вот так.
– Затем и брали, – Карабас, отбросив колебания, решительно потянулся за очередным прутиком. – Потому и отделались.
– Талисман? – понял кот. – Не знал. Ты не говорил, что у нас есть талисман.
– Так погребали они конеборого Гектора тело, – ляпнул какую-то глупость Пьеро, прожёвывая кусок Кенни.
– Талисман – это чего? – задал куда более осмысленный вопрос Арлекин.
– Это того, – снизошёл до объяснений раввин. – Редкий Дар. Как у обломинго, только наоборот. Стягивает плохие вероятности с других на себя. Такое как бы самопожертвование. Русские гены. Карта генетическая утеряна. Их почти не осталось.
– То есть наш секретный козырь мы истратили в самом начале, – констатировал кот. – Жаль. Я руки помою. Там, кажется, вода? – он повернул голову в сторону ручья.
– Да, там. Я тоже схожу. Приберите за собой и сделайте приличную могилу, похороним объедки, – распорядился Карабас.
Ручей оказался очень мелким и довольно мутным. Кот тем не менее тщательно умыл лицо, расчесал когтями слипшуюся под подбородком шёрстку и потом снова умылся.
Карабас присел рядом, показывая, что намерен продолжить разговор, но сам начинать не хочет. Базилио понял.
– Что будем делать дальше? Вернёмся к гондоле? – спросил он.
– Нет. Нужно оставаться здесь. Займём, например, ту башенку. Если сможем открыть дверь. Если не сможем – заночуем в развалинах. К гондоле лучше не возвращаться. Всё равно ничего ценного там нет. Кроме моих сигарок разве что. А вот шерстяные там очень скоро объявятся. Это их территория, а они нервные.
– Шерстяные – плохо. А что им помешает досюда прогуляться? – осведомился кот.
– Тут у нас есть шансы, – принялся объяснять Карабас. – Смотри, какой расклад. Мы упали на шерстяных, буквально на самый краешек. Тут мы в междоменной зоне. Вон там, – он показал на холмы, – начинается Вондерленд. Раньше его держал Великий Ёпрст Апостасий, а теперь там всё запоняшено. Шерстяные поняш стремаются, зазря на них не лезут. А поняши, хоть они скобейды те ещё, всё-таки понятия признают. В отличие от шерстяных. Они нас пропустят.
Базилио
