он получал из хлеба, а ячмень, скорее всего, из пива. Добавьте рыбу и другие морепродукты – и вы получите классическую диету прибрежного жителя середины девятнадцатого века. Я проверяла кость на наличие антител. Получила положительный результат на малярию.
– Малярия опять же свидетельствует о том, что это моряк. Разве нет?
– Совершенно верно. И еще положительный результат на туберкулез.
– То есть он переболел туберкулезом?
– Нет, он был слишком здоровым. Практически любой человек, живший в те времена в портовом городе, при тестировании показал бы положительные результаты на туберкулез. Все находились в группе риска.
– Понятно. Что-нибудь еще?
– Если свести все это воедино, то я бы сказала, что мы имеем здесь дело с крупным, сильным, здоровым сорокалетним афроамериканцем, по профессии моряком, который работал руками, возможно, был рулевым или марсовым, и происходил он, вероятно, из довольно благополучного социально-экономического класса, поскольку мы не видим следов плохого питания, если исключить цингу. Он родился около тысяча восемьсот сорокового года и умер около тысяча восемьсот восьмидесятого. Если не находился в море, то жил в прибрежном городе. По крайней мере часть времени на море он проводил в тропиках.
Агент ФБР задумчиво кивнул:
– Превосходно, доктор Ганеш. Воистину превосходно.
– Кости говорят со мной, мистер Пендергаст. Они рассказывают мне свои истории.
Бледный человек поднялся:
– Спасибо. Вы очень помогли. А теперь, если не возражаете, я хотел бы забрать образец.
Ганеш улыбнулась:
– Я бы и рада удовлетворить вашу просьбу. Но дело в том, что каждый вопрос, который я задаю, съедает крохотный кусочек кости. Кость рассказывает свою историю и понемногу умирает. К сожалению, эта кость, рассказав свою историю, перестала существовать. – Она развела руками.
Бледный человек тут же взял одну ее руку в свою, холодную и гладкую на ощупь:
– Я склоняю голову перед вашим умением говорить с мертвыми, доктор Ганеш. – И поцеловал ей руку.
После его ухода Ганеш еще долго ощущала прилив крови к лицу и жар.
9
Констанс вошла в дверь, остановилась и нахмурилась, выразив свое инстинктивное неодобрение. Это место скорее напоминало лавку старьевщика, чем историческое общество. На стенах было развешано много разных вещей: выцветшие карты, старые сети, буйки, гарпуны, багры, рога нарвала, парусные иглы, панцирь гигантского омара на дощечке, еще одна дощечка с образцами морских узлов, старинные фотографии Эксмута. В середине музея располагалась рыбацкая плоскодонка длиной около двадцати футов, с несколькими рядами весел между деревянными шкантами.
Когда Констанс вошла, раздался звон дверного колокольчика, и вскоре перед ней предстал нетерпеливый седовласый человек с довольно крупными ушами, прилепленными к узкому костлявому лицу. На бейджике значилось: «Кен Уорли, волонтер».
– Приветствую
