каждую минуту оборваться, оступиться, быть сшибену и потом раздавлену, изувечену… о, страшное предприятие! и только близость смерти неизбежной, ужасной, может дать твёрдость броситься на другую смерть, по крайней мере, несколько более отдалённую. И вот несчастный решился: он соскочил на льдину, он колеблется, теряет равновесие… Вы – весь внимание, чрез вашу душу проходят все ощущения несчастного, у вас захватило дыхание, вы молитесь за него, вы протягиваете к нему руку, забывая, что сотни таких рук не выручат его, вы кричите, зовёте, ободряете его, забывая, что вокруг несчастного такой шум, что он не мог бы услышать и тысячи голосов… Увы, он скрылся от ваших глаз, он потонул, всё кончено!.. Но нет – это огромная льдина прошла невдалеке от несчастного и заслонила его собою. Вот он опять вам виден, он уже ближе к берегу, и снова ужас борется в вашей душе с надеждою. Ещё несколько минут страха, сомнения… и вы отдыхаете. Он спасён, говорите вы своёму соседу. Вы радуетесь этому, как будто спасённый был ваш родной брат; и тогда только вы понимаете, как люди близки между собою… А между тем барка давно сокрушилась: большие массы льда крепко сжали её, и она рассыпалась, как будто была построена из тростника и щепок. Кстати посмотрите на противоположный берег. Видите ли вы там, на самом верху горы, прямо против города, небольшую деревеньку?.. Она называется Олекино. Мужички её так привыкли к воде, или, лучше сказать, к Волге, что решатся перевезти вас чрез неё и осенью, когда слабые холода покрыли реку самою хрупкою корой, которая трещит и даже проламывается при каждом шаге, и весною, когда двинулся лед. Они переправят вас или пешком, или в экипаже, или на лодке, смотря по времени года и возможности; они отваживаются на такой подвиг даже тогда, когда, по-видимому, не представляется к тому никакой возможности. А между тем олекинцы, если берутся, всегда успевают в своём предприятии, и несчастий или неудач в этом деле почти никогда не случается. Перевезти же чрез Волгу во время затора на лодке или перейти чрез неё в это время по льду дело самое обыкновенное, и на него пускаются даже и не олекинцы. Впрочем, как не вспомнить слова Гоголя: «Эх, русский человек не любит умирать своею смертию!» Эффект движения льда не менее поразителен и на реке Кинешемке. Так как речки, впадающие в Волгу, вскрываются прежде, нежели последняя, и большею частью довольно быстро и неожиданно, поэтому и не всегда успевают принять к этому времени надлежащие предосторожности. Вследствие этого лёд в своём движении почти всегда разрушает мельничные плотины, и часто поднимает лодки и барки, которые хранятся в устье речки, или на её берегу. Но лёд Волги ещё не тронулся и твёрдою стеной встречает ледяные массы Кинешемки. С силой напирают последние на эту стену, но сила их немощна; они разрушают в дребезги всё, что увлекают с собою, они нарастают громадными, безобразными кучами, среди которых вы замечаете обломки и развалины того, что они увлекли в своём стремлении. Ужасен шум, с которым напирают льдины одна