Все сделаю! – почти кричал Гоглидзе. – Лучших дам! Как псы верных дам! Все знают, все понимают, – тут он вдруг осекся, задумался, а потом продолжил уже без прежнего ажиотажа: – Слушай, Кирилл, я вот что сделаю. С тобой муж сестры моей пойдет, Автандил Махрадзе, два племянника пойдут, Гия и Котэ. Ты говоришь, что часовой этого чатлаха[103] Семерджиева убил? А ведь я людей чуть ли не сам лично всех проверял… Прости, Кирилл, но боюсь я с тобой чужих отправлять. А этих… – Он махнул рукой. – Сейчас… подожди, увидишь.
Минут через пятнадцать в кабинете стояли трое молодых людей и пожирали глазами Гоглидзе и Новикова. Сергей Арсеньевич подошел к ним, а затем вдруг как-то по-змеиному прошипел:
– Дедас дайпице[104], что вот его будете слушать, словно отца. И если с ним что-то случится, а вы останетесь живы – нет вам места возле моего очага! Дедас дайпице!
Все трое словно по команде опустились на колени и гортанно произнесли что-то на грузинском. Новиков вопросительно взглянул на Гоглидзе. Тот ощерился:
– Они поклялись. Их матери умрут, если они не выполнят своей клятвы. Ты можешь им доверять.
В сопровождении своей группы и новых сотрудников-переводчиков Кирилл направился по адресам, взятым у домочадцев Сухишвили – собирать всех, кто был на том злосчастном ужине. И тут же, у входа в Управление, столкнулся с какой-то непонятной, но явно угрожающе настроенной толпой. Возглавляла ее одетая в длинное черное платье и распахнутую соболиную шубку женщина лет тридцати пяти, высокая и статная горянка. Однако лицо ее носило явные следы бурной жизни и выглядело так, словно кто-то взял хорошую фотографию и, слегка смяв ее, снова попытался разгладить. «Пьет, – с ходу определил Кирилл. – А судя по ноздрям, по краям которых явственно проглядывали тонкие ниточки сосудиков, – с кокаином дамочка знакома не понаслышке. Да и вот эти морщинки около глаз… Такие морщинки обычно свидетельствуют о бурной и беспорядочной половой жизни. Короче, погуляла, леди, погуляла. Если это, конечно, не актриса кино. Там косметика похожие следы оставляет…»
От этих размышлений Новикова оторвал высокий, гортанный голос женщины, которая начала с места в карьер выкрикивать какие-то слова, и, если судить по интонации, слова эти явно не были вежливым приветствием. Да не были вежливыми вообще.
– Что ей надо? – спросил Кирилл у стоявшего рядом Гии. – Чего она надрывается?
– Она кричит, чтобы ей отдали тело мужа, – ответил тот вздрагивающим от сдерживаемого гнева голосом. – Бранится очень. Сильно бранится.
«Так это – жена Лакобы? Вот это удача! Сама приехала…»
Новиков поднял руку:
– Гражданка Лакоба, в настоящий момент следствие по делу об убийстве вашего мужа продолжается, и тело вам передано быть не может. Но вы приехали очень вовремя: нам нужно задать вам несколько вопросов.
Услышав это, Сари Лакоба выкрикнула
Негодяй (
Клянитесь матерью (
