прекрасно знают, что ты – его последняя надежда. Лечили его препаратами двадцать лет – все без толку, а ты с ним даже спишь в обнимку при расстегнутых ремнях и ничего… Это уже прогресс.
– Ну да. Только не говори никому о моих достижениях.
– Мы же договорились.
Я взяла у Вани ключ, отстегнула Германа, пододвинула тарелку ближе к нему.
Он тревожно смотрел на меня, но в то же время в его глазах плескалась бездонная забота, в ответ на мой грустный потухший взгляд. Он бережно взял меня за руку, которая лежала на краю стола, и вопросительно посмотрел на меня.
– Все хорошо, – через силу улыбнулась я.
Он не согласился, отрицательно качнув головой.
– Ну, хорошо. Я солгала. Не все.
На глаза наворачивались слезы. Мне хотелось уткнуться в него и зареветь, но я сдержалась.
– Я просто маленькая девочка, которая заигралась во взрослую жизнь.
Герман подъехал ближе к столу, поставил левый локоть на столешницу и провел тыльной стороной пальцы по моей правой щеке.
– Все будет хорошо? – спросила я.
Он утвердительно кивнул. Я улыбнулась. Что я еще могла сказать? Ничего. Он сам все прекрасно понимал и не нуждался в моих объяснениях и словах.
Псих, которого пристегивают ремнями к кровати и надевают смирительную рубашку, завязывая сзади рукава, относился ко мне так, как никто никогда себе даже представить не мог. Он – единственный, кто меня понимал и искренне жалел… Быть может потому, что однажды его пожалела я?
Вот кто, во истину, был овечкой в волчьей шкуре. Он только казался таким: агрессивным, злым, но на самом деле в его душе был прекрасный сад из ароматных цветов.
18.40.
– Тебе пора, – раздался голос Вани рядом со мной, когда я расправляла подушку под головой Германа.
– Может мне не уезжать? – в надежде, что санитар меня поддержит, задала я вопрос.
– Филин будет против, – с сожалением в голосе заметил мой собеседник.
– Ну, в конце концов, он может и не узнать. Он сам уедет отсюда в семь.
– Ян, ты рискуешь. Сильно.
– Ты сам сказал, что они мне ничего не сделают.
– Позволь с тобой поговорить начистоту.
– Конечно.
– Пойдем, выйдем.
Он вывел меня в коридор, прислонился правым плечом к стене. Я закрыла за собой дверь в палату и встала напротив собеседника.
– Зачем ты это делаешь? – спросил он.
– Что? – искренне недоумевая, поинтересовалась я.
– Держишь его за руку, спишь в обнимку, проводишь рядом целые дни, а теперь требуешь и ночи? Не говори, что ты…
– Нет! – испугалась я того, что он собирался сказать, хоть и не знала, что именно.
Ваня подозрительно посмотрел на меня.
В этот момент мне вдруг показалось, что я провинившаяся школьница в кабинете директора.
– Ладно, – согласилась
