а к лекарю ходила?
– Эх, да что там, куда без денег.
– Бесплатный фельдшер при мэрии. Сходила бы.
– Там таких много, как я, не попасть к нему.
– А ты пробовала? – стояла на своем Лиона. – Не ходила ведь ты, Ева. Ну, верно же. Не ходила?
– Так куда же я пойду? Сама видишь, как оно.
– Ну да, – со вздохом согласилась фермерша, но не удержалась, попеняла: – Раньше надо было все же сходить тебе, Ева. Что же ты?
– Не думала я, что станет так-то худо. Ох, не думала.
– Я тебе картошки привезла. Сможешь приготовить?
– Ох, спасибо тебе, добрая душа. Что бы я без тебя делала, не знаю. А приготовить, приготовлю. Я ползаю немного по конуре своей. Наружу мне тяжело, далеко куда, а тут я ползаю, делаю мало-помалу себе, что нужно.
Лиону душил этот едкий, тошнотворный запах, бывший здесь повсюду, но она не спешила уходить. Она, превозмогая свое желание сбежать на свежий воздух, уселась на шаткий стул и продолжала говорить с Евой, понимая, что той не с кем перекинуться словом и она рада живой душе, оказавшейся в ее мрачном мирке. Она видела, как оживает, светлеет лицо Евы, да и ей самой становилось легче дышать в этом смраде. Как будто слова, обычные слова, произнесенные людьми, что-то меняли и в них самих, и в окружающем их неприглядном, гнетущем пространстве.
Фермерша толкала перед собой пустую тачку по пыльной дороге и все думала о Еве. С некоторых пор ей становилось страшно от мысли, что и она вот так же может, дожив до какого-то возраста, умирать в своей халупе всеми забытая и никому не нужная, без помощи и практически без средств к существованию. То пособие, которое платила мэрия особо нуждающимся, Лиона никак не могла считать средствами для жизни. Это были жалкие, ничтожные крохи, на которые можно только лишь волочить одну ногу в то время, как другая находится уже в могиле. И вот такого исхода для себя боялась толстуха Ли, боялась, что уйдет с годами ее сила, не сможет она работать от зари до темна на своем поле и попадет она в ту же колею, что и Ева. Чем дольше она жила и больше было насчитано ею собственных лет, тем крепче гнездился в ней этот страх. Не потому ли она, как будто откупаясь от ужасной этой участи, всегда, сколько живет она в Долгово, помогала таким, как Ева. Боялась быть такой, как они. А может быть рассчитывала, что придет время и кто-нибудь и ей вот так же привезет картошки в своей тачке.
На повороте к ее улице толпилось несколько женщин в линялых халатах и куртках поверх них. Невесть откуда налетевший холодный ветер задувал немилосердно, да и дождь накрапывал уже вовсю, а они продолжали судачить о чем-то. Они заметили толстуху Ли еще издали, в их глазах сверкнули неодобрение и враждебность.
– А вот мы сейчас и спросим у фермера нашего уважаемого, – с иронией и нарочито громко сказала одна из них.
Лиона сдержанно поздоровалась и остановилась посреди дороги.
– Как урожай нынче, Лиона? – спросила одна из них, не двигаясь с места, как бы показывая, что никто из них не считает предприимчивую фермершу за свою.
– Ничего,
