собирался тронуться в путь, как вдруг к офицеру, командовавшему операцией, подскочил мужчина, вытащил из кармана бутылку с подсолнечным маслом и, сильно размахнувшись, ударил немца по голове. Бутылка разбилась, немец с окровавленной головой свалился на землю…
Тут же подбежали солдаты и ударами прикладов свалили нападавшего, долго избивали ногами и прикладами по голове, пока бедняга не умер.
Мужчину звали Федос, Хвядос по-деревенски. Он не мог выдержать расставания с дочерью и внуком, которых немцы гнали в эвакуацию… Фамилию его не знаю, не смогла вспомнить её и моя двоюродная сестра, которой в ту пору шёл уже шестнадцатый год. Сейчас в деревне Остров едва ли остался в живых кто-то из тех, кто помнит этот случай и знает фамилию Федоса. Сколько было в стране таких забытых героев, которых личная беда, личное несчастье толкнули на сопротивление оккупантам, виновникам этого несчастья, – не знает никто.
Обоз медленно двигался на запад. Под скрип колёс дети довольно рано уснули, а проснулись ночью от свиста и разрыва бомб. Кто бомбил обоз – наши «пешки» или немецкие «юнкерсы», – конечно, тогда разобраться не мог. Но после этой ночной бомбардировки немецкий грузовик и мотоциклисты, охранявшие обоз, исчезли. А утром мы уже увидели красноармейские грузовики, тащившие на прицепах орудия. Обоз сдвинулся на обочину, а по дороге шла наша техника, в том числе и мощные автомобили с затянутыми брезентом платформами над кабиной. Знаменитые «Катюши», как я понимаю сейчас.
Не знаю, как далеко мы продвинулись на запад, но когда поток техники иссяк, кто-то дал команду поворачивать домой. Для нас война закончилась!
Неласковое время
Два первых послевоенных года мы жили в одном из зданий старой школы, в котором, кроме нашей квартиры, были два класса. До войны кирпичное здание новой Поболовской школы осталось недостроенным, а во время боёв служило надёжным укрытием, а потому часто подвергалось обстрелам снарядами и оказалось полуразрушенным. Надо было как можно быстрее восстановить разрушенное здание школы и пристроить к нему второй этаж.
Отец целыми днями пропадал на работе: ему приходилось быть и снабженцем, и прорабом, и агрономом на пришкольном участке, и бухгалтером, а ещё и культуртрегером на селе. Да и ответственности за организацию учебного процесса, обеспечение школы учебниками и бумагой – первое время сами шили тетрадки из крафт-мешков – с него никто не снимал. И, как я сейчас понимаю, учебный процесс был довольно проблемным – в школу пришли великовозрастные ученики, которым впору было скорее жениться, чем учиться.
Школьным романам велено было противостоять всеми силами. Отец посещал родителей, следил за влюблёнными по вечерам, выгоняя парочки из укромных уголков. Случился даже нашумевший роман между двадцатилетним девятиклассником и двадцатидвухлетней учительницей математики, присланной из Москвы. Джульетта снимала комнату у одинокой старушки, которая, вспомнив молодость,
