что на этом самом месте раньше, во времена его юности, располагался деревянный клуб для молодежи, старинные дома, коих уже давно нет.
– Пойдем, я тебе покажу церковь-музей, куда мы с моим дедом хотели зайти как-то, да он был закрыт. Много воды с тех пор утекло.
– А вы сходили потом в этот музей, дед? – прервал размышления деда его дотошный внук, поспешая за ним.
– Не привелось. Вот здесь он раньше располагался, – подвел Иван Николаевич внука к старинной церкви, закрытой на реставрацию. Поглядев на разочарованное лицо внука, усмехнулся, совсем как его дед когда-то.
– Не горюй, мы в художественный музей заглянем, вон он, совсем рядом, – они вошли в приземистое здание музея, неподалеку от церкви.
В музее было тихо и прохладно, немноголюдно. Они прошли по залам, разглядывая картины на стенах: множество пейзажей, портретов, написанных местными художниками. Любовь к родному краю и его людям веяла со стен музея на посетителей, невольно поднимая настроение.
Иван Николаевич подвел внука к портретам в углу зала:
– Это твой прадед написал, мой отец, Николай Дмитриевич. Вот портрет пионервожатой, а это мой младший брат Владимир. Написано в середине прошлого века, а для меня совсем недавно.
– Дедушка Володя? – удивленный внук разглядывал портрет, в котором он никак не смог бы признать большого доброго дедушку, приезжавшего иногда к ним в гости из далекого Мурманска.
– А тот музей, когда откроют?
– Не тот, а Алатырский краеведческий музей. Его в двухэтажное кирпичное здание перевели, мы обязательно сходим с тобой.
Они направились к выходу, не забыв накупить книжек о городе и алатырском районе…
Обогнув здание обувной фабрики, снова вышли на улицу Покровского, бывшую Сурско-Набережную, подошли к знакомому спуску в подгорье.
Ванька смело поскакал вниз, он уже освоился и не боялся крутизны спуска. Дед осторожно шел следом, стараясь не отставать от резвого внука.
Войдя в калитку, они встретились со старухой-хозяйкой.
– Здравствуй, бабушка, это снова мы, – Ванька подбежал к ней, как к старой знакомой, да и она уже не хмурилась на них, как вначале.
Дед с внуком прошли в сад и на огороды.
– Вот эти пашни наши были, рядом – соседей сверху, мы звали их просто Васькины, а это – Панькины. А вон там, – Иван Николаевич показал на землю и кусты далеко впереди, почти у самой реки, – на дальних огородах мы птиц, бывало, ловили: щеглов, чижей, канарейки попадались. Я больше синиц уважал. Сядет птичка на сало в сетке, мы дерг за веревку и накроем ее сетью. Ну, а дальше в клетку, как положено.
– По телеку передавали, птиц нельзя в неволе держать. Не гуманно это, – нравоучительно попенял внук деда, и дед засмущался.
– Оно, конечно, так, я понимаю, но мы не знали тогда. Все ловили, и мы тоже… – дед помолчал, поглядывая на своего правильного внука виновато, но с долей удивления и даже иронии.
«Какая сейчас
