где-то был на подходе.
Виктор Афанасьевич человек интеллектуальный – с ним можно играть и говорить о высоких материях. Вот прямо сейчас он нам рассказал то ли байку, а то ли анекдот, как освистанный зрителями актер прервал свою роль и со сцены заявил: «Эй, а я-то здесь причем? Я что ли написал эту хренотень? Все претензии Шекспиру»
Я слушал, улыбался и играл, тесня черные фигуры Проскурякова.
Маненков сидел рядом и активно переживал, но не за кого-то из нас, а за игру – он всегда был на стороне побеждающего.
– Сергей, ты никогда не улыбаешься? – спросил Виктор Афанасьевич.
– Улыбаюсь, если слышу или вижу что-нибудь смешное. Вот сейчас, например… скажи, Егорыч, дедушке Вите: «Ну все, ты – мой, засранец седой».
– Я таких слов не знаю, Сергей Олегович, – посетовал я, объявляя противнику «шах».
Лидер наш не унимался:
– Тогда ты, Афанасьич, скажи: «Чего ты, мать твою, к моему королю прикопался?»
– Не дождетесь, сударь, – ответил Проскуряков. – Я буду проявлять полное равнодушие и сведу партию на ничью.
– Это вряд ли, – усомнился я, усиливая натиск.
– Вот гавнюк, – сказал Маненков.
– Это ты о ком? – поинтересовался мой противник.
– Я про белого коня, который забрался в твои тылы и ничем его оттуда не выдавишь. Сливай воду, Афанасьич – белыми отыграешься.
Проскуряков внял совету, и мы затеяли вторую партию. Он начал как-то по-новому, и я ответил, не понимая, куда это меня заведет – но ситуация уже сложилась на шахматном поле, и надо было играть. Меня понесло – я забыл скромность, играя черными. Похоже такого прессинга в самом начале партии Виктор Афанасьевич не ожидал. Взгляд его стал подозрительным. Возможно, ему следовало подумать. Но я делал стремительные ходы, и ему хотелось соответствовать: Проскурякову самолюбие не позволяло тянуть время. Вторую партию он тоже слил.
Начали третью игру. На этот раз седой ветеран заставил-таки себя остановиться и принялся подолгу размышлять над каждым ходом.
– Вы сейчас что играете? – спросил я его по поводу шахматной классики.
Но ответил мне Маненков:
– Мы сейчас притворяемся, что играем. Похоже, Афанасьич седня не в духе. Ты не расстраивайся – будешь судить и нам подсуживать.
– М-да, – Проскуряков широко улыбнулся. – Похоже, что так. Как давно мы с тобой не играли, Анатолий – я забыл твою манеру игры. Великолепно сыграно. Нет, правда, ты так искусно меня обставил… Я восхищен.
– Это вас блицы подкосили. Там ведь думать не надо – как в онанизме: кто быстрее стрелку опустит…
– Эй, вы че разболтались? – встревожился Маненков. – Играть-то будете?
– Предлагаю ничью, – предложил я.
– Какая ничья? – удивился Сергей. – Тут еще далеко не все ясно.
– Но я все равно не проиграю.
– А встречу
