перед ним второй кувшин с молоком. Более крепкий Василий самостоятельно отобрал у них кувшин и, выпив половину кувшина, благодарно посмотрел на жену.
Тиун Устин стоял на поляне и растерянно разводил руками:
– Что же это такое?! Как же так?! Авдотья, хоть ты расскажи, что тут у вас произошло?
– Сам не видишь, что ли?! – отозвалась карлица, не спуская глаз с Василия. – Ну, как ты, Василий! Лучше тебе?
– Да я-то ещё бодрячком держусь… – силясь улыбнуться, простонал Василий. – Ты…это, Авдотья, беги к Елене скорее…Теодорка плачет…
Авдотья кивнула головой и кинулась к Теодорке, безуспешно трясшему за плечо потерявшую сознание Елену. Лукерья же кинулась к старику Никифору и поднесла к его губам кувшин с молоком. Он приоткрыл глаза и, глянув на неё мутным взглядом, тихо прошептал:
– Отравили…отравили нас…
– Да что ты такое говоришь, дед Никифор?! – ошарашено воскликнула Лукерья, в ужасе прижав пальцы к губам. – Кому же это нужно было вас травить?!
– Что говорит? Отравили?! – услышал её тиун Устин и поспешил к ним. – Оно, конечно, похоже, что и отравили. Только, вроде, не было-то врагов у вас тут, Никифор. Вот ведь, беда какая! Ну да ладно, что сейчас толковать. Надо вас всех на повозку, да в избу скорее, да за лекарем послать.
Тут же по его знаку подбежали холопы и осторожно погрузили Елену с Никифором на телегу. Силач Василий взмахом руки отказался от помощи и, пошатываясь, сам добрёл до подводы. Один из холопов, наклонившись, подсадил Авдотью на подводу, где она тут же положила голову Елены себе на колени и начала обтирать ей лицо прохладной влажной тряпкой, смоченной в речной воде. Другой холоп, держа поводья в руке, громко причмокнул губами и воскликнул: «Но-о, пошла, милая!» Лошадь, прядая ушами, напрягла крепкую шею и пошла.
Теодорка, державший за руку, находившуюся в бесчувственном состоянии Елену, торопливо зашагал рядом с телегой, с отчаянием наблюдая за тем, как карлица Авдотья бережно обтирает лицо его матери.
– Мамушка, мамушка, ты только не умирай, пожалуйста!.. Я тебя всегда буду слушаться во всём!.. И помогать всегда буду… Всегда-всегда…Только не умирай, мамушка моя любимая… – шептал он, не сводя глаз с землисто-бледного лица Елены.
– Не плачь, Теодорка! – пыталась успокоить его растерянная карлица, но и в её голосе звучало отчаянье. – Вот сейчас пошлют за лекарем, и всё будет хорошо. Эх, жаль, что Ратмира с нами нет! Он бы точно сказал, что такое происходит.
Через короткое время подвода въехала в ворота боярского подворья и в окружении встревожено галдящей толпы холопов подъехала к избе, где жили скоморохи. Тиун Устин командовал холопами, а Лукерья и Теодорка помогали переносить Елену со стариком Никифором в избу. Их уложили на лавки, а силач Василий просто присел на пол и откинулся спиной к стене.
– Надо Олёне ещё молока бы попить, – бормотала Лукерья, стоя рядом с лавкой, на которой без движения лежала Елена. Теодорка стоял на коленях перед бесчувственным
