наших из строю выбыло, Ваш Велчство! А я целехонек, – из последних сил скрывая усталость, ответил караульный.
– Да. Я знаю, – помрачнел я. – Табачком балуешься?
– Есть немного, Ваш Велчство!
– Угощайся, – протянул я ему позолоченный портсигар.
– Не положено, – не задумываясь, ответил тот.
– С собой возьми, потом выкуришь, – настоял я.
– Не положено, Ваш Велчство! – все так же, ни на мгновение не задумываясь, отвечал караульный.
– Предписание? – не преминул уточнить я.
– Оно самое, – со вздохом ответил Мишаня.
– Благодарю за службу! – Я хлопнул своего охранника по плечу, и, как некогда Екатерина Великая Суворову, положил портсигар на паркет у ног часового, после чего продолжил путь.
Несмотря на уже довольно позднее утро, по дороге в спальню Лизы мне не попалось ни одной праздношатающейся души. Как будто во всем дворце остались только караульные, истопники и я.
На подходе к нашим спальням мной внезапно овладела робость, сердце отчаянно забилось в груди. Как я смогу помочь ей пережить это горе? Что я скажу ей? Почему не уберег?
Я остановился в комнате, где этой ночью разыгралась решающая битва против заговорщиков. Луж крови нигде не было видно, сломанную мебель уже вынесли, но отвратительный запах крови и горелого пороха никуда не делся. Я посмотрел на дверь – на уровне мой головы светилась проделанная мной дырка пулевого отверстия. «Хорошо, что промахнулся, – подумалось мне. – Повезло. А мог ведь лейтенантика-то и угробить».
Глубоко вздохнув, я вошел в свою спальню…
– Императрица спит, – громко зашептал поднявшийся мне навстречу Шестов.
– Как она? – шепотом спросил я.
– Горячки нет, дыхание спокойное, ровное. Это хорошо, здоровый сон быстро лечит, – отрапортовал он.
Неожиданно этот ужасно строгий и ученый врач, перед которым я даже немного робел, смягчился. Судя по всему, выглядел я, несмотря на все мои ухищрения, неважно.
– Ваше Величество, не волнуйтесь. Физическому здоровью императрицы больше ничего не угрожает, – проникновенным шепотом принялся успокаивать меня Шестов, взяв за локоть.
– Что значит физическому? – мигом вычленил я главное.
– Ваше Величество, как показывает моя врачебная практика, а она весьма богата, смею вас уверить, – снова надел неприступную маску Николай Александрович, – я не исключаю повторный срыв…
– Какой еще срыв? Почему мне не доложили? – начал повышать голос я.
– Тише, прошу вас, – едва заметно поморщился доктор. Я тут же умолк и знаками показал ему, что буду тише воды ниже травы. – Ваше Величество, без всякого колебания могу заявить, что утрата едва рожденного ребенка – это весьма и весьма тяжелая травма для женской психики. Положение, несомненно,
