и виноватая, чем искрометная и возбуждающая к бодрости. Когда они находились рядом, различие между братьями было такое кричащее и настолько не в пользу Жульена, что Степану стало жалко своего шефа и обидно за него. У Савраскина даже появилась какая-то злость на Машеньку, восторженно поедающую глазами мсье полубога, и на всех этих людей, только и пытающихся расслышать слова своего кумира, заглянуть к нему в глаза, а если уж очень повезет, обменяться с ним парой фраз или рукопожатием. Степан считал себя циничным человеком и действительно поддавался любого рода обаянию очень незначительно и кратковременно. Ему тоже нравился Франциск, но он не мог не заметить, как старший брат Бенаму после каждого рукопожатия тихонечко помещает руку в карман и там, как казалось Степану, вытирает ее обо что-то, как пару раз после своих особенно удачных пассажей Франциск победоносно и эдак по-хозяйски, как-то хищно и безжалостно оглянулся на своего младшего брата. И еще Степану показалось, что даже когда Франциск Бенаму улыбается своей яркой, широкой, обезоруживающей улыбкой, самые краешки его губ все равно направлены вниз, что придает его эффектному, стильному лицо некую дополнительную остроту и загадочный привкус инфернальности. Все присутствующие, похоже, млели от такого специфического имиджа, казавшегося им верхом проникновенности и ума, а Степана эта незначительная деталь в лице у народного любимца почему-то обеспокоила и совершенно испортила ему настроение. Бывает так, что какая-либо мелочь незначительная испортит настроение хуже пренеприятнейшего известия, а сам не знаешь почему. Так случилось и со Степаном в этот вечер. Он постепенно невзлюбил Франциска Бенаму и чувствовал себя совершеннейшим изгоем; тем более Савраскин злился, что этот человек будет руководить их стажировкой и, вероятно, многое зависит теперь от него в Степиной судьбе, и, как всегда, придется изображать к нему фальшивую симпатию.
Часик побродив среди общего веселья, Степан увидел топающего по коридору Жульена, шедшего, вероятно, из туалета, так как марочный пиджак младшего партнера Бенаму был неприлично забрызган, как случается иногда, если в сердцах слишком сильно включаешь воду в незнакомой раковине, и она, стреляя из крана сильнее чем нужно, отскакивает брызгами от кафеля и оказывается у вас на штанах или на пиджаке в зависимости от вашего роста и высоты крепления сантехники. У Степана в таких случаях всегда позорно окроплялись штаны, а Бенаму-младший был пониже – и у него досталось пиджаку. Савраскин остановил деловито топающего шефа и попросил его на пару слов. Жульен, сделав довольно заметную гримасу раздражения, остановился, но попросил Степу говорить быстрее, сказавшись занятым. Тому и не нужно было много времени. Он просто сказал, что если ему придется работать в компании Бенаму, то он хотел бы работать под началом мсье Жульена и не хотел бы работать под началом мсье Франциска, хотя ничего плохого, естественно, о мсье Франциске сказать не может, но своим начальником считает мсье Жульена… В конце
