с его лицом засветились два ярких, показавшихся ему на мгновение в полутьме чужими, глаза.
– Мне теперь в монастырь? – едва шевеля губами, спросила она.
– О чем ты говоришь, девочка моя? Разве тебя ничего больше не волнует? Ты же знаешь, ты всегда вольна была в выборе. Ты можешь и здесь у матушки остаться, и в Рязань вернуться к брату. Я ведь для него и для твоей земли все сделал, что мог. Можешь даже и замуж выйти, если пожелаешь – мне трудно это представить, но ради тебя я сам сватом буду, – попытался пошутить он. – А коли захочешь, ступай в монастырь. Нигде без моей поддержки не окажешься, никому тебя в обиду не дам.
– А куда мне пойти, если жить без тебя не могу? А? – спросила она, глядя в упор на него, и на этот раз в ее глазах блеснуло что-то живое.
– Ты с ума сошла? Зачем о глупостях говорить?
– Что же мне делать, если ни о чем другом не могу думать? – прошептала она и снова прильнула к его широкой груди.
Он, утешая ее, обнял обеими руками, погладил по голове:
– Не горюй понапрасну. С чего ты взяла, что дело о моей женитьбе уже решено? Разве я сватов посылал? Да нет же! И не собираюсь пока! Куда мне спешить – наследник есть. Конечно, матушка говорит, что одному плохо, но мне вовсе даже не плохо, – отстранившись, он с улыбкой поглядел на ее заплаканное лицо, и глаза его сверкнули.
Он вновь притянул ее к себе и начал целовать, наполняясь привычным желанием. Видя, что она понемногу успокаивается, что ее губы начинают оживать и отвечать ему взаимностью, он принялся не спеша расстегивать легко поддающиеся пуговицы ее платья.
Было совсем темно, когда они, утолив первый порыв страсти, смогли продолжить разговор, и, конечно, Феодосия сразу же решилась говорить о том, что больше всего волновало ее в последнее время.
– Мы же любим друг друга. Почему я не могу стать твоей женой? – прошептала она, обвивая его шею руками.
Она хоть и рисковала оттолкнуть его от себя, рассердить, но не могла не спросить того, что мучило и обижало ее, не давало покоя.
– Я ведь, как и сам ты, великокняжеского рода. И мать твоя – такого же рода, и первая жена – тоже тверская княжна. Никогда моя Рязань не была ниже Твери. Я же сестра твоя троюродная! Чем я плоха для тебя? Иль твоя гречанка очень уж хороша, богата, и ты потому хочешь непременно обладать ею? – продолжала шептать Феодосия, разглаживая нежными пальцами легкие морщинки на его лбу и все еще надеясь получить от него долгожданное предложение.
– Так себе, если портрету верить, – помолчав и будто не поняв главный вопрос княжны, отозвался Иоанн о внешности предполагаемой невесты. – Да на что мне ее красота? Для меня нет никого милее тебя. Не за красоту думал ее в жены брать, не о себе хлопочу – о земле своей. Если б только о себе! Я б никогда от тебя не отказался. Да и так не оставлю! Всегда ты будешь находиться под моей защитой. И брат твой пусть знает: только благодаря тебе он великое княжение рязанское
