всякого люда. Красноармейцы с винтовками, рабочие, женщины, студенты в форменных куртках. За перегородкой деловито стучала пишущая машинка, кто-то грудным басом кричал в телефонную трубку. Колотубин шел не спеша, припадая на левую ногу, и думал. В просторном вестибюле его догнал невысокий матрос. Бескозырка чудом держалась на копне светло-рыжих волос, круглое добродушное курносое лицо, обрамленное густой подстриженной бородой.
– Браток, постой! Колотубин ты будешь?
– Ну, я. – Степан остановился.
– Ты, браток, мне и нужен. Выручай… красных крестьян! – Он полез в глубокий карман темного бушлата и вынул сложенную бумажку. – Вот тут записано… Один пуд гвоздей надобно для деревни нашенской… Я сам с линкора «Севастополь», отряд наш своим ходом на Украину…
– Погоди, ничего не понимаю. При чем тут я? – Степан недоуменно уставился на моряка.
– Как так при чем? Ты же, браток, народной властью поставлен директором завода Гужона. Мне точно сказали.
– Нет больше Гужона, есть теперь Большой московский металлургический завод, – поправил его Колотубин словами Василия Даниловича. – А я еще никакой не директор. Завтра только решение приниматься будет.
– Нам совсем немного, один пуд! – не унимался моряк.
– По-русски тебе говорю: еще никакой не директор я! И может, ни в коем разе не стану им.
– Бери, браток, завод. Вона у нас Ванька Доломин кочегар был, душа нараспашку, так что думаешь? Крейсером командовать братва его выбрала. Офицеров-шкуродеров за борт, а те из них, что за нас, у него помощниками. Не теряйся! Нашенская власть-то. А если помощь нужна, так не стесняйся, только свистни. Мигом всю чиновную шваль с завода выкурим, за борт – и точка!
– Ишь ты прыткий какой! Завод это тебе не лохань-посудина, тут без инженеров не шибко наработаешь. Тут к рабочим рукам еще и мозги нужны.
– А я что? Я же не против! Совсем нет… Я же так, попросту. – Моряк дружески подмигнул веселыми глазами и, взяв за руку, просительно добавил: – А насчет гвоздичков не забудь, браток! Завтра прямиком на завод пришвартую, нам один пуд всего!..
– Ну и банный же ты лист, братишка…
Степан Колотубин вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождь, тучи низко висели над городом, грязно-серые, как потрепанная солдатская шинель. Было не по-летнему прохладно. Около подъезда стоял грузовой автомобиль; в кузове, похожем на плоский ящик, сидели десятка полтора латышских стрелков с винтовками. Белобрысые, рослые, они о чем-то между собой разговаривали на своем языке.
«Вот теперь и будешь, товарищ Колотубин, вроде купчика, – Степан невесело усмехнулся. – Этому гвозди, тому подковы…» Он достал кисет, закурил. Самодельная махорка горечью драла горло, успокаивала. Степан задумчиво смотрел перед собой на красноармейцев, на грузовик, на торопливых прохожих, а мысли его все вертелись вокруг неожиданного предложения Василия Даниловича, вокруг Гужоновского завода.
2
