style="font-size:15px;"> Смерть кого-либо из партнеров, конечно, больше не считалась чем-то отдаленным. В 1810 г., когда отец и сыновья подписали первый договор, Майер Амшель был не просто стариком 66 или 67 лет; он был тяжело болен. Болезнь началась у него за два года до того; скорее всего, судя по симптомам, он страдал от парапроктита (нарыва в прямой кишке), ставшего следствием хронического геморроя. Хотя в свое время ему успешно сделали операцию, здоровье его так до конца и не восстановилось. Такая болезнь была широко распространена на Юденгассе, то ли из-за сидячего образа жизни ее обитателей, то ли из-за генетического сбоя, вызванного родственными браками, которые были также предписаны по закону. Известно, что болезнь охватывала 500 семей, проживавших в гетто. 16 сентября 1812 г. Майер Амшель заболел; всего три дня спустя он умер. Но, лежа на смертном одре, он поспешил пересмотреть свое завещание, как будто желал подкрепить мысль, которую он хотел донести до сыновей в договоре 1810 г. В новом завещании пересматривались условия предыдущего соглашения; в соответствии с договором он изымал 190 тысяч гульденов как долю по своему усмотрению (судя по всему, значительное преуменьшение). Кроме того, в новом завещании подчеркивалось правило, по которому женская линия не допускалась до операций: «Настоящим объявляю свою волю и желание, чтобы мои дочери, зятья и их наследники не имели доли в капитале компании «Майер Амшель Ротшильд и сыновья» и чтобы они не имели права и им не позволялось требовать такую долю по любой причине. Вышеупомянутая компания принадлежит исключительно моим сыновьям; они ее владельцы. Следовательно, ни одна из моих дочерей и их наследников не имеет права требовать доли в вышеуказанной компании, и я никогда не прощу того из детей, который, пойдя против моей отцовской воли, позволит им беспокоить моих сыновей в мирном наследовании их дела».
Если бы дочери так поступили, они бы утратили все, кроме минимальных прав наследства, положенных им в силу рождения по Кодексу Наполеона. Такое различие между сыновьями и дочерьми едва ли могло быть выражено более ясно29.
То, что завещания Майера Амшеля так неукоснительно придерживались не только его сыновья, но и их наследники на протяжении нескольких поколений, подтверждает впечатление, которое возникает после прочтения его сохранившихся писем сыновьям. В ближнем семейном кругу Майер Амшель оставался властной и, может быть, даже устрашающей фигурой. Любопытно, что остальной мир запомнил его совсем не таким. Неевреи, которые вели с ним дела, считали, что он всецело соответствует стереотипу интеллигентного, но почтительного придворного еврея. Следует подчеркнуть, что в более поздних портретах Майера Амшеля – особенно в экранизациях Джорджа Арлисса и Эрика Понто – «еврейскость» его внешности и манер, скорее всего, сильно преувеличены. В первой экранизации Майер Амшель ходит с длинной бородой, в шапке наподобие фески, во второй носит браслеты и кипу. С другой стороны, чаще всего воспроизводимая литография
