водой, делал это с удовольствием довольно долго. В комнате было непривычно тепло. Штаны оказались велики, но с помощью специальных лямок вместо пояса удалось их подогнать под мой рост. Рубаха была китайского образца, безразмерная. Одежда приятно пахла свежестью. Под стулом я обнаружил сапоги своего размера и пару английских шерстяных носков. Шинель тоже пришлась впору. На тумбочке я увидел склянку, которую давеча выложил на стол Рерих, сгреб ее в карман шинели, после чего вышел из комнаты и спустился по узкой лестнице. Мальчик-дунганин отвел меня через двор к отхожему месту, которое было очень кстати. Вернувшись в заведение, я расположился на топчане рядом с печкой. Почти сразу мне принесли чай и лапшу. Денег у меня не было, но хозяева гостеприимно улыбались, и я надеялся, что Рерих позаботился об оплате моего обеда заблаговременно. Состояние мое выправлялось, я изрядно отдохнул, и все было бы просто замечательно, если бы не мой зуб, который ныл и подергивал, да еще десна распухла и доставляла неудобства. По сгущающимся сумеркам стало понятно, что дело идет к ночи. Должно быть, я проспал весь день. Вскоре у дверей за стеной раздался конский топот, послышались лязг засова и шорохи во дворе. Поздним гостем оказался Рерих. Он быстрым шагом вошел в помещение, снял шинель, стряхнув на пол снежинки, и объявил мне, что в Урге идет снег.
– А ты, Кирилл, не дурак поспать. Почти двое суток минуло! – Рерих, улыбаясь, лег на подушки и, взяв пиалу, налил из термоса чай, сначала мне, потом себе.
– Я не заметил даже. Честно говоря, думал, что спал несколько часов.
– Нормально, приходишь в себя! Может, больше так выспаться и не удастся. Я сегодня тоже тут переночую, меня Унгерн отпустил до рассвета в город.
– Унгерн отпустил? – Я удивился этому обстоятельству: выходило, что Рерих сегодня умудрился пообщаться с бароном.
– Да, брат, я служу нынче при генерале интендантом Азиатской конной дивизии! Вот по официальным делам командируюсь в город – для заготовки провизии и фуража, хотя какой тут, к черту, фураж, в городе мародеры, да еще китайцы кое-где засели, постреливают. Это хорошо, что ты спал и на улицу нос не высовывал, без оружия и хороших документов, как говаривал Бурдуков, можно и сгинуть.
Рерих, широко улыбаясь, расстегнул ремень, снял кобуру и сунул наган под одну из подушек, на которых лежал, при этом положение выбрал для себя стратегическое: лицом к двери, чтобы видеть входящих в просторный зал гостиницы.
– Ты не волнуйся, – кивнул на кобуру Рерих, – это я из предосторожности, лишним не будет: сейчас по городу кто только не рыщет.
Я кивнул в ответ – скорее, чтобы поддержать беседу, – и обвел взглядом темное пустое помещение. Мы с Владимиром да чугунная печка были островком жизни, освещенным мигающей керосиновой лампой, что висела на столбе ближе к выходу во двор. Я не ждал опасности извне, а Рерих был к ней готов. Видно, ему пришлось пережить немало, и я надеялся, что он поделится со мной своей историей
