которые, как оказалось, имеют некую память о тех, кто за ними ухаживал или кто их ломал. А что, если и эти листы воспроизводят какую-то особую память – отсюда весь этот текстовой хаос и всяческая белиберда.
По-видимому, Афанасий очутился не так далеко от истины. Утром, когда он взялся за контрольный осмотр листов, оказалось, что тексты претерпели изменения. Трудно было точно определить все перемены, так как опять везде была явная галиматья, похожая на мышление матершинника-энциклопедиста-маразмата в одном лице.
Но на том самом пострадавшем листе Афанасий увидел новую, почему-то потрясшую его своей значимостью фразу:
Женщина – самое красивое животное,
а мужчина – это шанс.
Он даже погладил этот лист за такой очаровательный тезис, потом просмотрел другие. В одном месте наткнулся:
«Кто ты, читатель? Нужен ли ты мне? Ты хочешь простых развлечений, заманчивого сюжета, и я мог бы тебе угодить: посмешить тебя или выдавить из тебя скудную слезу. Я столько времени веселил и тешил, не переставая водить тебя вокруг главного вопроса: зачем жить? Я делал это осторожно, со вниманием относясь к твоему хрупкому сознанию. Я верил в тебя, полагая, что мы единое целое и что мои хлопоты о твоем назначении не пропадут даром. Но я глубоко разочарован в тебе и в своих попытках. Я понял, нужно писать так, будто никого нет, кроме самого себя. Нет ни людей, ни издательств, ни денег, ни признания критиков, ни славы, ни почестей. Есть только я, который хочет выразить свои желания на бумаге. Но какие они – мои желания, когда на всем белом свете лишь одно мое многоопытное «я»? Я разочарован в тебе, огромный многоголовый читатель. Со мной остался другой – внимательный, отзывчивый и чуткий – сам Я, помимо развлечений и удовольствий ищущий ответ на вопрос «зачем жить?»
Далее неожиданно, безо всякого перехода следовало:
Нужно сходить в магазин, побриться, не забыть купить сигарет и бодрее, бодрее!!.
«И кому это обращение? Ко мне? – гадал Афанасий, – это и есть контакт?»
Посмотрев другие листы, он нашел вульгарные выражения, подобные тем, что пишутся в общественных туалетах на стенах и какие-то два коротеньких серых рассказа.
«Бумага терпит, – вспомнил он умное изречение, – вот только доколе?»
Вечером после работы приехала Ольга. Они вдвоем сидели под соснами и он делился своими наблюдениями.
– Здорово! – сказала она. – А что, если попробовать тебе самому написать на бумаге?
– Мне как-то это не пришло в голову.
– Попробуй. Кстати, я выяснила про убийства у пруда. Личность одного установили – некто Годик, он же Станислав Первухин, последнее время работал в фирме Елены Сергеевны Кравченко, но она пропала, ее ищут. Еще в деле фигурирует одна крутая личность, авторитет Сергей Дыба. Его группировка контролирует часть «Лужников», и два района в Москве.
– Значит, это были они. Слушай, а в прокуратуре вы все куплены?
Ольга не обиделась.
