и уйдет.
– Ну, правильно, тебе наплевать на детей!
– А тебе что ли не наплевать? Заварил эту кашу, что жизни никакой нет!
– А какая тебе нужна жизнь? Ты бы лучше детей хоть чему-нибудь поучила. Ну как ты хочешь жить? Ты когда последнюю книжку читала? У тебя в голове один мусор и вся эта блажь о красивой жизни! Умрем мы, понимаешь, все умрем! Ни черта с собой не возьмешь!
– А ты что возьмешь? Свое охаивание всех и вся? Что у тебя-то есть?
И Афанасий разом остыл.
– Да пошли вы все! – по инерции ругнулся он и обреченно поднялся наверх.
Следы от кофе уже просохли, листы чуть съежились, и от вида бурых пятен ему стало плохо. Он чуть не заплакал. У него действительно ничего не было. А что он мог? Жизнь – как марафон – нет времени остановиться. Или как прыжок в пропасть – не за что ухватиться. И все, словно беспризорники, не знающие «зачем жить».
Он взял ручку и написал на листе:
«Кто ты? Ответь».
Подождал, но ничего не произошло.
Внизу Ольга успокаивала Ирину, потом поднялась наверх.
– Слушай, нужно купить всем велосипеды, летний бассейн, знаешь, такой надувной, и всяческие летние прибамбасы. Давай деньги.
Он дал.
– Только насколько времени это ее утешит? – ухмыльнулся он.
Она не ответила.
– Завтра с утра я все куплю.
– Лучше бы ты ей купила надувного Шварценеггера.
– Очень остроумно. А что это лист такой пятнистый?
С листами, залитыми кофе, произошли изменения. На них появился узор, напоминающий водяные денежные знаки, получилось так, будто листы равномерно распределили коричневый цвет по всей поверхности, создав из него блеклый кружевной орнамент.
– Красиво и ничего страшного. Стоило так беситься.
Он вырвал у нее лист.
– Моя запись пропала!
– А что ты написал?
– Забыл! – хлопнул он себя по лбу. – Одну фразу или две? Какой-то вопрос задавал.
– Вспомнишь. Пойду вниз.
– Да посиди.
– Пойду на улицу с девчонками, а то они там наревелись.
– Вот как с вами общаться? Тут, можно сказать, фантастическое таинственное явление, а ты тоже о какой-то ерунде думаешь!
– А ты о чем думал, когда увидел женщину в малине? – она понимающе усмехнулась и ушла.
В этот вечер с листами ничего не произошло. Правда, в какой-то момент ему показалось, что на одном листке проявился какой-то портрет, но он не был уверен, что это ему не почудилось из-за узорчатости пятен.
Он то складывал листы в папки, то снова вытаскивал и изучал их, потом догадался их пересчитать. И получилось 665. Вспомнилась библейская цифра 666, считающаяся дьявольским знаком.
Афанасий знал о множестве учений, и в каждом находилось что-нибудь традиционно-
