В снежную даль полетели быстрые кони, унося могучих всадников в булатных бронях, спустились с горы, миновали земляной вал, поскакали вдоль пристани.
Всеволод, стоя на забороле возле ворот, долго смотрел им вслед. Сейчас он не знал, не ведал, что ни живым, ни мёртвым не суждено будет ему увидеть больше Ростислава. Если бы настигла сейчас молодого богатыря-князя вражья стрела, не стал бы он горевать – лишь подумал бы, сколь всё в мире бренно. Ибо кто ему Ростислав? Всего лишь соперник, покусившийся на его земли. Всюду встал этот мальчишка у него на пути. И самое страшное – за ним идут! Гридни, отроки, бояре смотрят с обожанием, не налюбуются красивым, смелым, сильным удальцом. Такими, наверное, были князья в прошлом – покоряли всех доблестью, отвагой, бесстрашием, молодечеством.
Всеволод велел позвать Хомуню. Верный сакмагон, мрачный, с глубоким шрамом через всё чело – досталось во время набега Искала – холодно выслушал короткое повеление.
– Проследи за князем Ростиславом. Посмотри, куда он тронется. По степи разошли людей.
Хомуне сейчас нелегко. Всю семью его: жену, детей – убили половцы. Но службу несёт он исправно, на него можно положиться в любом деле.
…Седьмицы не прошло, как Хомуня снова стоял перед Всеволодом, шатаясь от усталости, тяжело, с надрывом, дыша.
– Погрузили Ростиславлевы вои[191] полти[192] мяса на обозы, пошли на полдень, вдоль Днепра, – доложил он.
Начинающие седеть волосы и густая борода обрамляли его желтоватое лицо, изрытое оспинами. Кольчатая бронь и бутурлыки[193] сияли в солнечном свете. Словно архангел Гавриил перед Девой Марией, стоял он перед князем. Воистину, весть принёс благую. Посветлело у Всеволода на душе.
– В Тмутаракань отъехал, – обрадовался он, крестясь. – Ну, хвала Всевышнему. Отвёл от Ростова беду.
Он улыбнулся одними уголками губ.
Глава 21. Спасение Тальца
Задыхаясь от быстрого бега, Талец мчался через засеянное пшеницей поле. Высокие упругие колосья хлёстко ударяли ему по ногам. Пригибаясь, спотыкаясь о кочки, Талец с надеждой и отчаянием взглядывал вперёд: скоро ли? С каждым мгновением приближалась опушка леса; там, в темноте, под кронами сосен, в яругах[194], балках, посреди чащобы – спасение.
Поскользнувшись, он беспомощно растянулся на земле, изодрав посконную рубаху и больно ударив колено. Устало смахнул с чела пот, вскочил; прихрамывая, побежал дальше.
Вот он, наконец, лес. Пот заливал паробку лицо, рубаха вся стала мокрой – хоть выжимай. Талец юркнул в спасительную лесную прохладу, скатился в глубокий овраг, жадно испил воды из громко журчащего ручья.
Теперь можно было немного перевести дух, подумать, осмыслить случившееся.
…День стоял как день, привычно закипала работа. Отец с рассветом засобирался в поле, мать гремела ухватами у печи, сестра и двое братьев копошились во дворе возле конюшни.
Вой – воин. Воями называли не профессиональных дружинников, а набранных на время войны ратников из крестьян и горожан (ополчение).
Полть – половина мясной туши.
Бутурлык – доспех на ноги воина.
Яруг – овраг.
