кровью и лечь спать. Мяса у меня нет, крови тоже, на худой конец я бы яблочного сока выпила, но его тоже нет, зато в кладовке есть папин спальный мешок, подушка и плед. И я сейчас туда доберусь и усну.
– Ты куда?!
Этот дружный возглас мне вообще неинтересен, идите вы все лесом, граждане. Я вас не звала, начнем с этого.
– Спать хочу.
Я ковыляю в кладовку и валюсь на матрац. Меня бьет озноб, я заворачиваюсь в плед и утыкаюсь носом в знакомо пахнущую подушку.
Хоть что-то держит меня на плаву и не дает слететь с катушек.
В дверь вдруг вошел Виталик, сел на ящик с книгами и смотрит на меня.
Глупо. Виталик ведь умер.
6
Он умер не вдруг. Пару лет ему удавалось водить Лизку за нос. Я вначале заинтересованно наблюдала за этим цирком, потом мне надоело. Тем более, что заболел папа, и нужно было ездить в больницы, аптеки, к докторам – в общем, это заняло все мое время, которое оставалось от работы. Мама тем временем нянчила Лизкиного ребенка, окончательно забросив свое рисование. Девчонка оказалась болезненной и капризной и отчего-то была очень похожа на меня, и этим фактом мама пыталась помирить меня с Лизкой – «она же твоя сестра!», как будто случайный набор генов какого-то ребенка, определивший странное внешнее сходство, мог что-то исправить в том, как они со мной обошлись. Дело-то по большому счету было вовсе не в Виталике. Дело было в моих сестрах, которые ни за что ни про что всю жизнь ненавидели меня, история с Виталиком просто вполне укладывалась в общую картину, но дело было не в нем.
Знаете, я никогда не прощаю напрасных обид.
Если я виновата, я тысячу раз извинюсь и постараюсь исправить нанесенный вред, если уж так вышло. И никто не накажет меня ужаснее, чем я сама, потому что я покой и сон теряю, если случается мне вдруг нечаянно зря обидеть кого-то, подвести или причинить неудобства. Это я говорю не для того, чтоб показать, что я вся из себя няшка, а просто – ну, вот так. Если я виновата, то обязательно это признаю. Терпеть не могу людей, которые никогда не чувствуют за собой вины, вот как мои сестрицы.
Но если меня обидеть напрасно, тут уж всяко прошу прощения, граждане, но вы сами нарвались.
Я никогда этого не забуду и при случае отомщу обязательно, хоть сколько времени пройдет.
Но даже и после этого я не прощу напрасную обиду.
Мама говорила, что так нельзя, это портит карму, но маме было простительно говорить такие вещи, она творческая личность, художница – богема, в общем. А я нет, и бухгалтерия – самая буквальная вещь в мире, и хотя я ее не люблю, и случись мне найти другое дело, которое будет приносить мне доход, я плюну на дебеты вкупе с кредитами и займусь чем-то еще, но бухгалтерия научила меня тому, что есть вещи, которые – ну, вот такие, какие есть, и ничего с этим не поделаешь.
Моя семья была такой, какой была, и пока были живы родители, я старалась ради них держаться рядом. Нет, конечно, я не стала общаться с сестрами или умиляться при виде ребенка Виталика и Лизки, но я держалась в рамках. Чтобы мама не расстраивалась.
А
