самоубийца жив, – пояснил старший сержант. – Если он хотел покончить с собой, почему не стрелял в голову?
– Не хочешь же ты сказать, что там был кто-то третий! Пальцевые следы на пистолете принадлежат Клинкеру, других следов нет, да и зарегистрировано оружие на его имя. Есть и следы пороховой гари на рубашке Клинкера – стрелял он в упор. Что тебя смущает?
– В кого он стрелял сначала – в женщину или в себя?
– В Мирьям, естественно, да и какая разница?
– Большая, Рон. Когда Клинкер поправится, его будут судить за убийство. И потому вопрос, который я задал, приобретает принципиальное значение. Если он стрелял сначала в Мирьям, а потом в себя, – значит, имело место убийство, пусть и в состоянии аффекта. А если он решил покончить с собой на глазах любимой женщины? Выстрелил себе в грудь, а дальше уже ничего не соображал. Тогда и убийство будет квалифицировано иначе, и срок окажется пустяковым.
– Хорошо, – сказал эксперт после раздумья. – Похоже, ты прав. Но сейчас черта с два докажешь, что сделал Клинкер раньше – в себя выстрелил или в Мирьям. Один выход: допросить парня, как только он придет в себя.
– Да? Он может сказать правду, а может соврать.
– Будет он врать, едва отойдя от наркоза!
– Согласен. Допустим, он скажет: «Я стрелял в Мирьям, а потом в себя». И что? Когда делом займется адвокат Клинкера, он первым делом уговорит своего подзащитного изменить показания. Был, мол, под наркозом, плохо соображал. Есть возражения?
– Нет, – подумав, сказал Хан. – И что ты намерен предпринять?
Беркович не ответил.
Вторую половину дня он провел в доме, где жила убитая, расспрашивал соседей, а под вечер задал несколько вопросов родителям Клинкера. Беркович хотел разобраться в причине ссоры, и единственной разумной гипотезой, как и следовало ожидать, была ревность. У Мирьям появился другой мужчина. К себе она его не приводила, видимо, знала крутой нрав любовника. Но разве можно что бы то ни было скрыть в такой маленькой стране, как Израиль? Мирьям видели с одним из манекенщиков фирмы, где она работала, – в Дизенгоф-центре они ели мороженое, в Гейхал-а-тарбут слушали музыку, кто-то даже засек их на пляже, там, где почти нет купающихся. Что было дальше – легко догадаться.
Из разговоров Беркович представил себе характер Теодора Клинкера – порывистый, крутой, себялюбивый. Приступы бешенства. Возражений не терпел. Женщин считал существами низшего порядка. Если женщина принадлежит мужчине, измена исключается полностью. Что ж, такой человек вполне мог, выйдя из себя, убить изменницу. Но он не стал бы стреляться! Пожизненное заключение за убийство – это все-таки жизнь, которую Клинкер слишком любил, чтобы расстаться с ней из-за чьей бы то ни было измены.
Но все-таки он пытался покончить с собой – никаких сомнений быть не могло. Кроме Теодора и Мирьям, в квартире никого не было. Дверь закрыта на задвижку. Окно закрыто и заперто. У манекенщика, нового друга Мирьям, надежное алиби – когда
