Андроника, а не Мамоне. Ведь богатство и роскошь вызывают лишь похоть и развращение.
Мнимый де Гретевил ударом руки сбил со стола стаканы, и вино вылилось на приора. Но тот не оставил безопасного кресла. Попытался лишь отодвинуться. Рыцарь заметил это. А Йорген смог прожевать и выплюнуть апельсин:
– Пошел вон! – заорал он и так же резко затих, заткнутый вторым цитрусовым.
– Господь отметил воина Своей десницей. Так как же ты, святой отец, бессовестно предающийся греху и обжорству, смеешь глумиться над крестоносцем?
Блюдо с остатками поросенка так же полетело в приора. Но тот стоически перенес и это оскорбление. К немалому удовольствию рыцаря. А аббат снова прожевал апельсин:
– Мерзавец! Я отлучаю тебя от церкви! Пошел вон! Во-он!!! Пошел прочь, грязная свинья! Вон из моего замка! Мо-е-го!!! – по складам проорал он, в бессильной ярости пытаясь испепелить обидчика взглядом. – Ни минуты, ни секунды отсрочки!!! Пошли вон, нищие ублюдки!
Рыцарю надоел поток грязных ругательств, и он прекратил его румяным яблоком.
– Как можно святому отцу так поносить мирянина? И такими недостойными словами! – мягко пожурил он священника. – Однако вернемся к Солдату Господа, славному рыцарю сэру Жану. Как я уже сказал, Великий, Единый в Трех Лицах отметил его…
Яблоко – не чета толстокожему апельсину. Йорген попросту перекусил его, и выплюнул кусок в забрало де Гретевила. Но рёв рыцаря перекрыл его новые вопли:
– И Господь не позволил своему крестоносцу отдать замок и земли в грязные руки грешников в рясах!!!
Металлическая рука рванула веревочку, стягивающую тяжелый мешочек, до поры незаметно висевший сзади на поясе. Рыцарь поднял его над головой аббата. И крик прервался на полуслове, захлестнутый волной золота и серебра.
– Здесь ровно пятьсот экю! Можешь пересчитать.
Меч отпустил руки священника. Йорген затравлено посмотрел в окно – солнце все ещё ярко светило. Даже слепой не назвал бы это закатом. Оставался последний козырь.
– Стреляйте!!! – истерически закричал он. – Стреляйте в них!
Почти мгновенно клинок рыцаря освободился из ножен. Одновременно с этим акустическая волна усиленного резонатором крика ударила по ушам:
– Жан, падай на попов!!!
Крестоносец плашмя рухнул на многострадального приора, стол и аббата. А там, где только что была его голова, со свистом пересеклись пути двух длинных стрел. Третью, направленную в его грудь, «Кристофер» отбил лезвием меча, а совершенный при этом небольшой поворот спас от четвертой. Вместо шеи она впилась в металл доспеха, пригвоздив шлем к панцирю.
«Де Гретевил» в два прыжка покрыл расстояние до ближайшей бойницы и с силой ткнул в неё своим мечом, аж по плечо забросив в проём руку. Лезвие ударилось во что-то, послышался короткий вскрик. Когда рыцарь вытащил
