отзывался тяжкой болью в затылке. Она подумала, что ближе к вискам и ко лбу мозгов меньше, поэтому там не так болит. И старалась успокоиться этим. Но тошнота напомнила о себе таким мучительным позывом, что вмиг совладала с непослушным телом, выбралась из постели и, не узнавая большой двухкомнатный номер, бросилась на поиски ванной.
А когда вернулась, увидела в кровати двух мужчин, что спали, уткнув лица в подушки. Воротилась в ванную, сунула пальцы в промежность и замерла, ожидая, как густая липкая жидкость со специфическим запахом знакомо потечет по бедру, по голени, неприятно холодея на коже. Но там было сухо. И подумала: «Значит, педы, – вспоминая разговоры на факультете про странную дружбу. – А, может, презервативы? Да, да. Нашли пакетик на заснеженных трибунах стадиона и натянули по очереди… в том состоянии, в котором находились».
Снова отправилась в ванную и привычно казнилась там. В этот раз с особым старанием. А потом, не утруждаясь этикетом, сдернула одеяло с кровати и принялась кричать что-то про правила социалистического общежития и социалистическую мораль, и что пора на службу, хотя знала: на работу идти не надо.
А двое продолжали спать так безмятежно, что накал обличительных текстов угас. Она подошла к окну. Поглядела на сквер с кучами черного снега на клумбах. Подумала, что снег уже с неба падает черным на город, и принялась вспоминать, восстанавливая картину вчерашнего. И яркие в достоверности своей кадры хаотично замелькали в затопленном алкоголем мозгу.
Эти двое в постели – ее бывшие однокурсники по журфаку МГУ, что успели стать известными на всю страну журналистами: один – в «Известиях», другой – в «Комсомольской правде». Кирилл и Михаил – на факультете их называли Кирилл и Мефодий, – стиляжные тридцатилетние газетчики, умные, ушлые, циничные фарисеи. И приехали они в Свердловск не за песнями, а спецкорами, писать репортажи с открывшейся вчера Первой зимней олимпиады народов СССР. Встретились на приеме в Горисполкоме. Долго узнавали друг друга, обнимались, шутили, говорили ей комплименты, осторожно приподнимали юбку, чтобы убедиться в отсутствии штанишек – ее коронном номере в студенческие годы. А она приседала, прижимая юбку к коленям, улыбалась и говорила: – Дурни, зима на дворе.
А потом залегли в кабинете Председателя Горисполкома, заедая водку байкальским омулем, которого никто из них раньше не ел и не видел. А когда поплыли немного, последовало приглашение от Первого Секретаря горкома партии, что прислал за ними машину.
ПС удивил скромным чаем с печеньем, конфетами и любовью к спорту зимой. Ей скоро наскучили официальная беседа ни про что. Она встала, прошлась по огромному кабинету с тяжелой мебелью «с глазами» из карельской березы и видом на городской пруд. Поглядела на пару больших картин местных художников в дорогих рамах с плавкой стали на одной и комсомольским собранием в цеху на другой. И замерла перед шкафом на высоких тонких ножках у дальней стены. Она впервые участвовала в таком высоком визите и не знала, как себя вести, поэтому
