на руки Махнева», – пронеслось в ее голове, и она снова покраснела.
После обеда Александр Петрович поехал на службу.
– Глафира Сергеевна, на сегодня вы можете быть свободны, а завтра я жду вас у себя.
– Хорошо, сударь, – Глафира сделала реверанс.
– Ах, да. Чуть не забыл. Пойдемте в мой кабинет, я выдам вам аванс.
– Полно вам, Александр Петрович, я у вас нахожусь лишь несколько часов и ровным счетом ничего такого не сделала.
– Я предпочту судить об этом сам, сделали вы для меня что-то стоящее или нет. Пойдемте.
По длинному коридору он отвел Глашу в свой кабинет. Это была небольшая комната, также как и остальные, обставленная со вкусом. Вдоль стен возвышались высокие стеллажи с книгами. Глафира скользнула по ним глазами, и по старинным корешкам фолиантов поняла, что ее новый хозяин очень начитанный человек. Здесь же располагался добротный письменный стол с изящными письменными принадлежностями. В углу комнаты стояло чучело огромного тигра. На стене висело оружие.
– Не пугайтесь, Глафира Сергеевна, тигр не живой, – решил пошутить он.
Но Глафира не поддержала его шутку кокетством, а улыбнулась лишь кончиками губ. Она старалась не думать о нем, как о мужчине, и всякий раз отводила взгляд от его широких плеч и красивого лица. Находясь в опасной близости, она чувствовала аромат тонкого одеколона и запах английских сигар.
Он подошел к письменному столу и выдвинул на себя верхний ящик. Рука нырнула в деревянное нутро и выудила на свет несколько кредитных билетов. Горелов протянул их Глаше. Она бегло взглянула на деньги и отступила на шаг.
– Но, здесь очень много. Гораздо больше, чем та сумма, которую мы оговаривали.
– Глафира Сергеевна, тогда я не стал вам озвучивать ваш реальный заработок. Будем считать, что это – некий бонус к вашим неоспоримым достоинствам.
– О чем вы, сударь?
– Вы поразили меня своим исполнительским мастерством. Поверьте, эти стены так давно не слышали Бетховена.
– И все равно, это слишком много. Вы сказали аванс, а тут такая сумма.
– Я приказываю вам взять ее, – настойчиво произнес Горелов.
Глаша пришла домой чуть раньше Татьяны. По дороге она купила сливочных эклеров. На плите голландки вовсю кипел чайник, а Глаша лежала на кровати и мечтательно думала о чем-то. Вот, только о чем? А вернее о ком могла думать наша нежная и пылкая героиня? Конечно, все ее мысли были заняты воспоминаниями о Владимире. Она помнила его умные и часто ироничные глаза, в ушах звучал его смех, густой баритон обволакивал ее пушистую голову. А руки… Как она вспоминала его божественные, сильные руки. То, как крепко он сжимал ее в объятиях. Мысли перескочили на смуглые руки Горелова.
«Интересно, как он может обнять? И каков он в постели? Какая я глупая и непутевая. Права Таня, у меня одно на уме… Но, как это сладко».
Она сама не заметила, как задремала. Во сне ей
