до отъезда, да одежонку какую-то справить. А паренёк по всему ушлый и в курсе всех здешних дел, подучит меня, как в этой сказке обретаться нужно».
– Предложение твоё нужное. Только вот что, ― сказал он, ― мне край как нужно сегодня до отеля добраться. Дельце у меня там на сто миллионов. Я тебе после всё расскажу, когда свидимся. Если дело моё не выгорит, придётся запрячься в велорикши, а выгорит, ― обязательно приду тебя повидать. И спасибо тебе, парень, за человечность твою и участие.
Он приложил руку к сердцу, поклонился парню и протянул ему руку.
– Да, за что ж спасибо? – крепко пожав его руку, ответил парень. – Мы ж люди. Приходи. Спросишь Миколу Иванченко. Если вдруг меня не будет, – подожди. И слушай сюда внимательно. Пойдёшь через аллею, варежку не разевай – «обуют» в момент. Здесь палец в рот никому не клади: откусят по локоть руку. Сама аллея с двух сторон бетонным забором огорожена, и чтобы через неё не переться, через бардак этот, можно к отелю ещё за забором пройти, там тропки есть, но и шансов на ментов нарваться больше. Прибодаются, мол, прописка, гражданство, регистрация, ещё к чему-нибудь, ты это имей в виду. Денег-то отмазаться, думаю, у тебя нет. Короче, думай, что тебе больше подходит. Через аллею идти долго и нудно, потолкаться придётся, там всегда давка и уродов полно. Не знаю, что у тебя за дела в отеле, но в опасный поход ты собрался, батя. Рядом с отелем ментов и охраны – как ёлок в лесу, а вид у тебя, батя, не панский. Я в Зазаборье утром возил клиента. Сейчас у них там вообще сурово, вроде как военное положение: шмонают всех подряд, солдаты с оружием, БТРы стоят. Слушок прошёл в народе, будто террористы отель хотят взорвать, там этот, как его, саммит должен собраться, сходка мироедов. Вот, так вот, батя.
– Ну что же, ещё раз тебе спасибо, хотя последняя информация с фронтов меня совсем не обрадовала, да живы будем, не помрём, – сказал Караваев и немного помолчав, продолжил:
– А у меня брательник средний в Севастополе живёт. Да и я сам родился под Луганском и на Черниговщине твоей бывал. Красиво там у вас: природа, озёра, пруды, церкви, леса. Брательник мне пишет, что жить тяжко стало. Я давно с ним не виделся, а списываемся редко. Денег нет, не то, что на поездку – на конверт не всегда бывает. А тянет меня в родные места, во сне часто вижу, да возможности нет съездить. По телевизору ваши паны талдычат, что воздух свободы на Украину прорвался, дескать, зажили, наконец-то, как свободные люди.
– Брешут, собаки, – махнул рукой парень, сплёвывая. – Мы, что, не знаем, откуда этот «воздух свободы» дует? Воздухом этим детей не накормишь. Чего бы я сюда припёрся, если бы дома работа была? Сам знаешь: паны дерутся – у холопов чубы трещат. Ну, бывай, батя. Мне работать нужно, перекур наш затянулся. Ушами не хлопай.
Крепко и с удовольствием, ещё раз пожав мозолистую ладонь парня, Караваев, озираясь, двинулся вперёд по аллее и обрадовался: у забора он увидел жёлтую бочку на колёсах с надписью «Квас».
Он живо подошёл к бочке, поздоровался с продавщицей, которая не ответила на его приветствие, она была поглощена разгадыванием
