я всяко быстрей вас доберусь. Мне-то под землёй, напрямик, шалава, а вам по «пробкам» придётся переться. И вообще, я ведь могу, куда надо на тебя дуру заявить, за такое отношение к дитю.
В следующее мгновение он стал быстро-быстро, по-собачьи рыть песок и вскоре погрузился в него с головой. Мелькнули и исчезли розовые пяточки, и он пропал в песке весь. Некоторое время хорошо была видна шевелящаяся песчаная трасса, по которой он двигался, но признаки движения под песком быстро исчезли.
«На глубину ушёл», – глупо улыбаясь, подумал Караваев. Он оторвал взгляд от песка и перевёл его на цыганку, а она ему, как ни в чем, ни бывало, усмехнувшись, сказала:
– Видал? Землеройка грёбаная! А я ведь точно бы проспорила малявке. Ему ж, напрямик, а нам на машине по пробкам. Не разгонишься. Ну, всё, прощай, дядя. Сил больше нет, видеть твою постную харю.
Она смачно плюнула ему в ноги, ругнулась грязно, и, ловко подцепив его чемодан, птицей взлетела на подножку джипа, крикнув:
– Варежку закрой, недоумок.
Джип, взревел мотором и, обдав опешившего Караваева песком, мощно стартовал с места. Караваев едва успел отскочить в сторону, упав при этом на «пятую точку».
Сидя на песке, он зачарованно провожал глазами быстро удаляющийся джип, а с ним и свой чемодан, в котором был весь его нехитрый скарб: плетёные кожаные туфли Гомельской обувной фабрики, нейлоновая рубашка зелёного цвета, почти неношеный бостоновый костюм, два галстука, три пары носков, заштопанных на пятках, креплиновые брюки, купленные в 1980-ом в год Олимпиады, кусок турецкого мыла «DURU», новое китайское полотенце, джинсы «варёнки», приобретённые на областной толкучке в обмен на ваучер, во времена Чубайсовской приватизации, пара выстиранных и отглаженных «семейных» трусов, портативный радиоприёмник с наушниками, плавки, болоньевые шорты, набор для бритья, книга Джеральда Даррелла «Великаны и пигмеи», изданная в Алма-Ате в 1984-ом году издательством «Кайнор» и три журнала «Вокруг Света» за 1988-ой год.
Обворованный нагло и бесцеремонно, оплёванный, униженный и оскорбленный, готовый вот-вот расплакаться от разъедающей его обиды, он в трансе сидел на песке, не сводя глаз с дюн, за которыми исчез джип, а руки его в это время бесцельно сгребали горки из горячего песка.
Продолжая сгребать песок, он с тоской заторможено думал о том, как ему теперь быть без своих вещей. И чем дольше он об этом думал, (а ничего другого в голову ему не шло), тем большее его охватывало отчаяние.
В голове его вырисовывалась мрачнейшая картина. Быстрой чередой неслись безрадостные, разлагающие волю мысли: «Судя по тому, что наговорили по радио Федот с Лялькой-балаболкой, отель ― шикарное заведение, а не какой-нибудь занюханный автокемпинг на второстепенной дороге, – думалось ему,― Там останавливаются люди обеспеченные, прилично одетые. И вдруг является к ним чучело в сланцах на пыльных ногах, в спортивных штанах с «пузырями» на коленях, старой майке и выгоревшей бейсболке и говорит: «Здорово живёте, господа хорошие! Прошу любить и жаловать ― Караваев Иван Тимофеевич,
