сгинули товарищи… один я… один… дай… хоть рублик пропащей душе… не увидеть мне уже берега, не увидеть… сгину я… сгину… оторвало… дай… льдину… оторвало… далеко до земли… сгину…
Он стал заговариваться. Караваев с горечью смотрел на него, начиная понимать, что человек этот безумен, и бесполезно о чём-то его расспрашивать, да и засомневался он уже в том, что это Лысенко, думая: «Мало ли моряков в 1967 году сделали себе такие татуировки во время службы в Североморске?»
Он достал свои последние пять рублей и протянул бродяге.
– Возьми, друг. Больше у меня нет. Бери, бери. Не знаю я – сосед ты мой, не сосед. Да и неважно это. Что же жизнь с человеком сделать должна была, чтобы он вот так, как ты выглядел? Вот ведь беда! Бери, бери деньги, что ты застыл и дрожишь, бедолага? Бери, друг…
Бедняга смотрел на него непонимающе, по его грязной, изуродованной щеке текла слеза. Караваев вложил ему в руку монету, а он неожиданно порывисто схватил его руку и прижался к ней сухими, треснувшими губами. Караваев, смущаясь, высвободил руку, а человек с голосом Алексея Лысенко, припадая на одну ногу, втиснулся в толпу и исчез.
Забыв, что он хотел перекурить, Караваев пошёл вверх по аллее. Он шёл и думал о горькой, печальной участи всех этих обездоленных людей, которых здесь было так много. Людей, теряющих человеческий облик, бродящих, как неприкаянные тени, как какие-то инопланетяне или мутанты из современного фантастического фильма, к которым все уже давно привыкли, как к бездомным кошкам и собакам, как к реальности, пусть и неприятной.
Он даже не понял, как это произошло. У столика, вокруг которого собрались хорошо одетые парни с подозрительно невинными лицами, девица с подбитым глазом сунула ему в руку игральные кубики и фальшивым голосом запричитала:
– Ну, наконец-то! Нашелся, наконец, счастливец! Тысяча процентов, что сегодня ваш день, молодой человек. Сорвёте хороший куш и отлично поправите своё финансовое положение. Ставка минимальная ― сто рублей, но выигрыш может достичь миллиона.
Расстроенный встречей с несчастным безумцем и, находясь ещё под впечатлением от этой встречи, пробудившей в нём воспоминания о жене, сыне, соседях, той жизни, когда он был молод и счастлив, он растерянно стоял с игральными кубиками в руке, а девица красочно увещевала его сделать ставку. Он повертел головой и тут увидел «цыганку», – ту самую, обворовавшую его. Она гадала по руке симпатичной девчушке в короткой маечке, из-под которой был виден живот. Выпучив глаза и приоткрыв рот, девушка, заворожено её слушала.
Он вернул кубики опешившей девице и, расталкивая людей, пробился к «цыганке». Схватив её за локоть, он издевательски проговорил:
– Здоровеньки булы, чайоре, хохлацкого разлива. Сколько верёвочке не виться, а конец обязательно будет. Сам никогда не воровал, но и воров всегда не уважал. Гони чемодан, Наталка-полтавка? Вернее Чернобылка.
Он ещё хотел добавить, что сейчас милицию вызовет, но вспомнив свою недавнюю
