приемах делал вид, что меня не узнает.
Захаживали в ИАМП японские военные, которых неизменно волновали два вопроса – ядерная программа Северной Кореи и куда идет Китай. КНДР представлялась им текущей угрозой, Китай – главной угрозой на длительную перспективу. Симпатий ни к корейцам, ни к китайцам они не питали. Это к вопросу о том, влияет ли цивилизационная близость на отношения между государствами. Очевидно, что далеко не всегда.
Оживленный характер носили наши обмены с германскими коллегами. В немецких вузах и исследовательских центрах мы находили много интересного и поучительного. При этом удивлял рабочий график коллег. Наш знакомый, профессор и руководитель исследовательского института Академии Бундесвера под Мюнхеном, приезжал в офис один раз в неделю, прочитывал лекцию слушателям, встречался с подчиненными в институте. Все остальные дни проводил в альпийском доме, километров в сорока от Академии. Там и выполнял остальную, возложенную на него нагрузку: во-первых, писал книгу на основе щедрого гранта в 100 тысяч марок; во-вторых, проверял и редактировал аналитические записки подчиненных, пять за год. Почту сотрудники доставляли ему регулярно на дом.
За все эти не очень по нашим меркам обременительные хлопоты профессор получал зарплату в 120 тысяч марок. Его жалованье превосходило наше в 30 раз, а нагрузка в десятки раз уступала нашей. Мы ежегодно должны были отредактировать около 100 аналитических записок, обеспечить выход в свет до 80 монографий, учебников и учебных пособий, провести 40–50 защит докторских и кандидатских диссертаций, организовать 15–20 научных форумов.
Сдружились мы с испанцами – с представительством Мадридского университета в Москве, с мадридской Дипакадемией, приняли ряд испанских делегаций. Из разговоров с ними становилось очевидно, что Испания продолжала быть расколотой между франкистами и антифранкистами. Влияло то, на чьей стороне воевали деды и отцы наших собеседников, как воспринимали они политические и социально-экономические реалии при Франко и ныне. Один из моих знакомых, доктор Антонио Ромеа, как-то отметил: «Хотя я из семьи коммунистов, сам ранее состоял в компартии, но понимаю, что, победи в гражданской войне республиканцы, и Испанию ждала бы судьба Румынии или Болгарии, мы корчились бы в тисках тоталитарного режима».
Как-то Дипакадемия организовала презентацию книг испанского посла. Мероприятие могло бы получиться интересным, поскольку посол являлся одной из важных фигур переходного периода Испании от диктатуры к демократии. Но Кашлев в очередной раз все испортил. Неожиданно предложил выступать всем на испанском языке. Посол и заммининдел И.С. Иванов дискутировали по-испански, а зал скучал, не понимая, о чем шла речь.
В феврале 1999 года в Дипакадемию пожаловала группа шведских школьных учителей во главе с нашим знакомым Боди Петерсоном. Он уже гостил в ДА в 1991 году. Будучи удовлетворен теплым приемом, обещал «расквитаться» встречным приглашением
