сказал я и спустил курок.
Клянусь, пуля аккурат вошла в бедро. Я видел дырку! И что вы думаете? Он не закричал, не упал! Только присел слегка. Когда он снова пошел на меня, я опять выстрелил, на этот раз метя ему в плечо. Пуля пошла практически в упор. Рыбалкин и на этот раз не упал. Пошатнулся, но остался на ногах и снова стал медленно наступать. В этот момент мне показалось вдруг, что в нем что-то изменилось. Он стал как-то ниже ростом и шире в плечах. Его лицо как-то удлинилось, на асфальт упали несколько выпавших зубов, а во рту что-то зашевелилось, похожее на щупальца или сгусток червей. А еще его руки… Они словно усохли, почернели и стали походить на длинные паучьи лапы. Кто бы мне рассказал, не поверил! Да только это происходило передо мной, наяву!..»
Капитан прервался и долго кашлял в зажатую в кулак простыню. Когда приступ кашля прекратился, на простыне осталось кровавое пятно. Шурович влажным платком вытер выступившие у начкара на лбу крупные капли пота. Удивленно взглянул на Трошникова – мол, что скажешь? Тот лишь пожал плечами.
– Тут я не выдержал и побежал… к двери караулки, – с трудом продолжал начальник караула. Он все чаще прерывался. Похоже было, что он вот-вот потеряет сознание. – Да только у крыльца поскользнулся… Наверное, на той склизкой дряни, что натекла с козырька… Упав, я выронил пистолет, но тут же поднял… Только вскочил на ноги, позади раздался звук… Хрип или вроде того… Резко повернулся… Вскинул пистолет вместе с фонариком. И остолбенел… Там была пасть! Огромная такая розовая пасть с копошащимися в ней… щупальцами, червями или змеями… А еще черные лапы… растопыренные, как у гигантского паука… Это все, что я успел заметить… Потому что он напал… Сбил с ног… Паучьи лапы сдавили, дышать не мог… Боль в руке… Фонарик выпал, но пистолет, к счастью, нет… Повезло… Я упер ствол в грудь этому… этому чудищу. Прямо между этих чертовых лап… И нажал – выпустил все оставшиеся шесть пуль… Помню, чудище захрипело, задергалось… Разжало свои лапы… Дальше… дальше не помню. Похоже, потерял сознание…
Капитан приподнялся в постели.
– Там, на площадке… там был кто-то? – спросил он, схватив Шуровича за руку. – Вы его видели?
Тот лишь снова озадаченно переглянулся с Трошниковым.
– Значит, выжил, тварь. – Саморов снова лег. – Уполз, гад!..
Его сотряс новый приступ кашля. И тут он встревожился:
– Заприте дверь!
– Я уже запер, – успокоил Антон.
– Хорошо… – Капитан стер с губы струйку крови. Он с трудом говорил, задыхался. – В общем, так… Слушайте меня внимательно… Из караулки – ни шагу!.. Вам ясно?.. Нужно… дождаться смену. Верить никому нельзя… Они – не люди!.. Верить нельзя… Верить…
Капитан замолчал. Его трясло. Шурович снова вытер у него на лбу пот. Лоб начкара оказался горячим, словно утюг.
– Верить нельзя… – прошептал капитан. – Верить… нельзя… верить…
Саморов говорил все тише, а потом
