style="font-size:15px;"> – И дети есть?
– Как не быть.
– Ну, тогда пускай Гавша мою Алену за себя берет. Годов-то ему сколько, братищу твоему?
– Годов-то ему хватает. Только Гавше нужно девку с умом и с норовом сватать. Чтоб могла запрячь этого жеребца. Пока не сыскалась такая.
Отрок выглянул из-за клети, прислушался. Обычное дело: сидят двое старых дружинников на княжьем дворе, за тридцать годов каждому, вспоминают прожитое. Один безрукий, уже и не дружинник, а так, купчина вроде, другой в порубе.
– Эй, Савка! – гулко донеслось из темницы.
– Ну чего? – не сразу отозвался кметь.
– Меду принес бы.
– Не велено.
– Ну ладно, про смерда это я сгоряча, прости.
– А буянить не будешь, храбр? Поруб ломать?
– Когда такое было-то?
– Да уж было… – вздохнул Савка. – Ладно, принесу. Эй, ты, – позвал он пробегавшего мимо холопа, – за мной иди.
Воротился быстро. Холоп нес две малые глиняные корчаги. Савка обвязал горлышко одной вервием и протолкнул в оконце поруба. Едва пролезла.
– В поварне брал или в медуше? – спросил Душило, выбивая хлопком затычку.
– В медуше. Ключник сегодня не жадный.
– Ключник не жа-адный… А князь прижимистый… стал. Это я не тебе, Савка. Закрой уши.
– Да пожалуйста. – Кметь спустил вторую корчагу, вытянул веревку и ушел на свою телегу. – Очень надо, – донеслось оттуда.
– Так чего князь-то? – спросил Даньша.
– Князь-то? Мало меду выставляет. А вином грецким да пивом разве сыт и весел будешь?
– Да-а… – задумался Даньша. – А чего так?
– Стареет князь.
– Слышно, отроки его по селам лишнее дерут, напрасные виры придумывают, смердов злят.
– Кто ж за ними уследит. Балуют…
Об стену поруба что-то хряснуло. Пустую корчагу загубил, догадался Даньша.
– Ты-то как, брат крестовый? – спросил Душило между затяжными глотками.
– В Корсунь скоро пойду, лодейный обоз с товаром поведу.
– И как оно – в купцах? – громко рыгнув, осведомился Душило.
– Да как… Своя сноровка нужна. А без нее – не то что без руки останешься. Ноги оторвут.
– А может, и мне в торговые люди податься?.. – загрустил Душило. – Ходить с обозами. Тоже ведь – не веретеном трясти. Меч при себе, гирьки на поясе. Кошель на брюхе.
– Ты чего это? – всполошился Даньша. – А князь? Изяслав Ярославич наш?
– А князь сам по себе… Нужен я ему будто.
В порубе снова хлопнуло, осыпалось. Вторая корчага.
– Да! Ты ж помирать хотел? – вспомнил Даньша.
– Перехотел, – мрачно сказал Душило.
И стал буянить.
Стены поруба затряслись от крепких ударов. Бухало мерно, с расстановкой. Даньша спиной, прислоненной к срубу,
