следующий этаж хода не было. Вернее, был, но лестница, которая поднималась к люку в пололке, охранялась гораздо строже, чем вход в башню. Тут стерегли пятеро, и они не пропускали:
– Нельзя, ребятки. Совет заседает. Нельзя мешать.
– Там с ними мой отец! – возражал Влад. – Я только посмотрю.
– Нельзя.
Отец не входил в число двенадцати старшин, из которых состоял совет, но частенько присутствовал на заседаниях, рассказывая, чем сейчас заняты в венгерской столице и чем сейчас озабочен король Жигмонд. Нередко старшины просили подсказать, как улучшить защиту города, ведь отец Влада был человеком военным, но случалось, что спрашивали и про всякие пустяки – стремились через такие разговоры выказывать дружелюбие.
Заседание обычно продолжалось около двух часов, а затем люк в потолке открывался, и по лестнице один за другим начинали спускаться участники собрания – дородные и бородатые. Отец во всём отличался от них – и не дородный, и не бородатый. «Зачем ему там сидеть?» – недоумевал младший сын, глядя, как родитель тоже спускается по лестнице, причём зевает и одновременно встряхивает головой, пытаясь отогнать сонливость. Отцу было скучно, как и сыновьям, которые ждали внизу.
По дороге к дому Влад и Мирча снова приставали к нему с расспросами или пытались получить обещание, что после обеда уж точно состоится рассказ. Главное было – успеть уговорить родителя до того, как его окликнет человек с ровной круглой лысиной на затылке, одетый в белую шерстяную рясу и чёрный плащ.
Окликнув, этот лысый приближался медленно, потому что идти мешали руки, вечно сложенные на животе. Отец каждый раз терпеливо его ждал, после чего лысый начинал беседу, и опять на латыни, непонятной для детей, однако о смысле разговора всё же можно было догадаться, и через несколько минут Влад убеждался в правильности своих догадок.
Когда человек в белой рясе, который являлся не кем иным, как одним из монахов-доминиканцев, уходил прочь, родитель принимался нарочито хмуриться и расспрашивал сыновей об их очередной проделке, связанной с монастырём. Например, однажды летом речь зашла о том, для чего дети влезали на монастырскую ограду:
– Опять мне на вас монахи жалуются, – произнёс отец. – Говорят, что вы влезали на ограду и дразнили сторожевых собак в монастырском дворе.
– Мы ничего плохого не делали… – ответил Мирча.
– Отец, мы пытались сделать так, чтоб собаки лаяли все вместе, – тут же признался Влад. – А собаки не хотели. То одна замолчит, то другая. Они ленивые.
– Но в конце концов вы добились успеха? – продолжал спрашивать отец.
– Да, – кивнули сыновья.
– А если б вы свалились со стены на мостовую?
– Нет, отец, мы не свалились бы, – возразил Мирча. – Мы влезали по плющу. Там, на стене, плющ. Вот тебя он не выдержал бы и оторвался. А нам можно.
