ты?! – заплакала Алёнка. – Что ты, пусть у тебя будут! Я не заслуживаю! Да вот хоть Борис, пусть возьмет! Он же самый младший сын.
– Борис, ты же согласен, что награды должны принадлежать Алёне? – спросила мать.
Он сглотнул, прокашлялся, чтобы не показать, как сейчас сжато его горло, и произнес, крича в душе «нет!»:
– Да, мама.
Плачущая Аленка сейчас казалась ему некрасивой и лживой, а все братья и сестры – пустыми и чужими людьми. Не стать, не добиться ему ничего хорошего, это никому не нужно! В тот вечер, впервые с тех пор, как вернулся из Ставрополя, Борис крепко напился.
Мать умерла через месяц – просто не проснулась утром. На похороны снова съехались все ее дети, но уже с семьями. Когда пошли к кладбищу, за гробом шли человек восемьдесят родственников, да еще полсела. Борис шел в первых рядах, едва разбирая дорогу. Он пил с самого утра, надеясь обезболить душу, но лишь терял мысли и контроль за телом, а внутри оставалась все та же боль. А вот, отчего, он бы не ответил.
Андрей на похороны не попал – был на симпозиуме за границей. Алёнка страшно гордилась сыном. Да что уж там, все гордились. Большинство внуков бабы Даши выросли вполне умными и успешными, но в науку, да еще так по-серьезному, пошел только Андрей. Борис же думал, что будь у него такие же возможности (много книг в доме, да время, чтобы их читать, да отец, во всем помогавший, да мать, души в нем не чаявшая), он бы тоже не остался в этой деревне да не работал бы за копейки шофером! Но произносить вслух такое он не собирался, потому как понимал, что все это от лукавого. На похоронах Борис опять сильно напился, а потом пил беспробудно еще три дня. На работу вышел опухшим и злым, но ему и слова не сказали – мать умерла! С тех пор он стал пить. Временами – с некоторыми просветлениями, но чаще – без.
Наше время. Андрей
СТАРЫЙ ДОМ, из которого «вышла» вся семья, теперь совсем одряхлел. Андрей вдруг представил себе, как было бы здорово поселиться здесь и работать. Ездить, скажем, на пару месяцев в Москву по необходимости, а потом возвращаться и писать философские трактаты. Можно было бы ходить в лес, кататься на велосипеде по всем этим бесконечным деревенским дорогам, вдыхая пыль и запах лугов, сидеть, погружаясь в дрёму, ранним утром над тихой заводью с удочкой в руках.
Теперь в доме жила одна только тётя Зинуля, которой перевалило за семьдесят. На здоровье она не жаловалась, а одиночеством судьба не наградила – в старый дом без конца приходили родственники. Причем необязательно к Зинуле. Завели привычку назначать друг другу встречи в родовом гнезде, как в кафе, предупреждая нынешнюю хозяйку о визите чисто формально. Но зато и не требовали гостеприимства – сами приносили пироги, домашнее сладкое вино, закрутки и конфеты из деревенского магазина. Ставили чайник на плиту, доставали чашки, рюмки и тарелки, а после посиделок всё самостоятельно убирали.
Тем не менее у Зинули была своя особая семейная роль – она перестала быть просто членом семьи, а превратилась в ее душу. Все
