Если подобное стихийное бедствие сотворил один лишь Кадмар, то на что способны остальные жрецы океана?
К вечеру поток людей иссяк. На вершине было не протолкнуться. Всюду лежал спасенный скарб, на ветках были развешаны мокрые шкуры. Земля под ногами тоже набрала воды, от мехов растекались лужи, и в них плескались дети.
В последний раз мы спустились вниз и вернулись с листьями, которые удалось нарвать, не сходя с горной тропы. Адан лежал в прежней позе, связанный по рукам и ногам крепкими веревками. И хотя свободного места на вершине почти не было, обитатели острова держались поодаль от Сына Бога и его орла.
Ничего из случившегося не возмутило гигантскую птицу. Орел Анкхарата не был таким спокойным. Он норовил показать характер даже во время полетов, как часто жаловался Анкхарат, а вот орлу Адана, казалось, достаточно сказать: «Довези меня до острова» – и можно будет спать всю дорогу. Теперь меня уже не удивляло, что птицам не давали имен. Я понимала Нуатл лучше. Имя означало привязанность, любовь, преданность, заботу и даже близость к Богам. Одним словом, многое. А для Сыновей Бога орлы были лишь атрибутом власти, а чувства – неприемлемы в любом их проявлении.
Когда со строительством шалашей было покончено, женщины острова впервые согласились принять помощь Безмолвных сестер. Они принялись плести корзины и веревки из тех лиан и листьев, которые мы им приносили.
Вся запасная одежда, которую все-таки удалось высушить, досталась детям. Их переодели и уложили в просторном шатре из шкур животных, наброшенных на древесный каркас. Он был единственным, даже у Таши такого не было. Остальные шалаши были из веток и листьев.
Лепешки, которые захватили из лагеря при бегстве, тоже раздали детям. От сырости лепешки набухли и есть их стало проще.
Взрослым досталась рыба, которую мужчины раздобыли с помощью копий ниже по склону.
Моему более сильному, чем голод, желанию – высушить одежду – не суждено было сбыться. Таша запретила разжигать костры. Рыбу ели сырой. Старшая из Безмолвных сестер приняла три рыбины из рук мужчины, и это тоже случилось впервые.
В с сумерках мы молча съели разделанную каменным ножом рыбу. Вокруг было бесконечно много воды, но пить было нечего. Ту опресненную воду, что удалось добыть, отдали детям. Капли медленно проступали с подвешенных на деревьях кожаных мешков, наполненных океанической водой и смесью глины с камнями. Желающих было куда больше, чем чистой воды.
Впервые с того дня, как Тигр поделился со мной едой, я вновь ела сырую рыбу. Теперь я понимала, сколько мужества требовалось, чтобы разделить со мной пищу. В тот миг Тигр и остальные считали меня уроженкой Нуатла. Они имели полное право убить меня там, на берегу Спящих Драконов. Этот мир никогда бы не узнал обо мне, отдай они мое тело на растерзание хищникам.
Мирозданию было угодно, чтобы я выжила, влюбилась и примирилась со своим прошлым. А потом, обретя счастье, разом его лишилась и снова оказалась посреди океана, на стремительно уходящем под воду отрезке суши, с сырой рыбой в руках и без малейшего намека на то, чего ждать дальше.
