от безнадёги и житейских мерзопакостей.
Пунцовые щёки с ямочками—воронками, рыжие кустистые ресницы в тон напомаженному ирокезу. Мужик сглотнул слюну и задохал. Незнакомка, переступив окончательно свалившегося с сидения мертвеца, присела к мужику и отвесила ему щелбан. Оскорблённый лоб всплакнул испариной. Мужик тут же смолк. Губы девушки шевельнулись улыбкой. Мужик облизнулся – они были похожи на две спелые и сочные мандариновые дольки. Нежно-оранжевые, с белыми прожилками, набрякшие и ароматные. Его глаза налились кровью сладострастия, челюсти заскрипели, высекая искры исступления. Он непроизвольно потянулся к девушке.
– Всё блудишь? – громыхнуло справа.
Рыжая испуганно пискнула и обернулась.
– Ой, ба! И ты тут! – воскликнула девушка.
– Повелась на раков и от старухи нос воротишь? – чревовещала карга. Псина нахохлилась и сипло тявкнула, приветствуя девушку.
– И Зоя Павловна здесь! – подмигнула девушка собаке.
– Хоронить везу, – объяснила старуха и притворно всхлипнула.
– Ба, а тебе не кажется, что Зое Павловне ещё рановато колеть?
– Старая она. Пока доедем – помрёт.
Зоя Павловна повалилась на спину, сложила передние лапы на впалой груди и вывалила язык, угождая дальновидной хозяйке отрепетированным умением помирать. Леденец с хряском провалился в глотку.
– У-у-у, послушная шалашовка! – старуха похлопала вздувшееся, как волдырь, псячье пузо.
– Куды чешешь-то, колобродница? – спросила она у внучки.
– До конца, ба, – щёлкнула языком рыжая и ободряюще подмигнула старухе.
– А-а-а! Ну, дык все, значит, туды. – рявкнула чревовещательница и отвернулась к окну.
Мужик изрешечивал взглядом девицу, пока та ворковала со старухой. С жадностью он приглядывался к каждому девичьему жесту и телесным достоинствам. К её редким, заплетённым во французские косы бровям. Мимика у девицы была живой, беззастенчивой. При улыбке дырчатые щёки морщились складками и ходили ходуном, как меха аккордеона. А губы… Губы! Мандариновые дольки, чуть спёкшиеся по краям, наливались жирной мякотью, увлажняясь цитрусовыми шипящими слюнями. Они звонко шлёпались друг о дружку, разъезжались улыбкой и прикусывались чуть выпирающими, но изрядными зубами. Мужик опасался, что с очередным прикусом мандариновые дольки лопнут, цитрусовый нектар брызнет во все стороны, и рваные ошмётки губ жмыхом раскрошатся по подбородку.
Не в силах терпеть адский искус, мужик подался вперёд, сгрёб девицу за ворот и впился в её мандариновые уста. Девица по-щучьи дёрнулась, заурчала и обмякла. «Так вот она какая – свежевыжатая непорочность!» – думал мужик, прожорливой пиявкой присасываясь к губам соседки по сидению. С громкими хлюпами и причмокиванием он интенсивными глотками хлебал живительное целомудрие.
Старуха хитро
