стилей и размеров».
«В первый же день, когда мы со старшей сестрой пришли на учебу, мы заметили на квадратном столе учителя красную ступку для туши, стойку и банку для кисточек, бумагу и т. п. Но не только все это. Там лежали также три деревянные рейки разных размеров и вязанка из десяти с лишним веток желтого гибискуса. Сестра тихо сказала мне:
– Смотри! Сколько реек и веток, – стало быть, этот учитель часто бьет!
И в самом деле, учитель определил такие правила:
– за каждый неверно написанный иероглиф – три удара рейкой по ладони;
– за каждый неверно прочитанный иероглиф – два удара рейкой по ладони;
– за невыученный или неправильно выученный урок наизусть – от трех до шести ударов желтой веткой».
«Самому старшему ученику было 13 лет. Я был самым младшим. Мы боялись учителя, которого, тем не менее, должны были приветливо называть „почтенным“. Обычно ученики старались в учебе, редко кто-либо бывал избитым. Но однажды, когда учителя не было, и ученики шумели и толкались вволю, вдруг учитель ворвался как старый мустанг. Дергая учеников за уши, он велел всем встать на колени и наградил каждого из них более десятка ударами рейкой. К семи часам вечера, выйдя на улицу после занятий, все ученики прокричали хором:
– Чжан Биньцин[17]! Старая обезьяна! Сегодня ты нас больше не побьешь!
Учителю оставалось лишь притвориться глухим».
«Был еще учитель по прозвищу „Ян-живодер“. Раньше он учительствовал в своей родной провинции Хубэй, там избил до смерти ученика, после чего бежал в Цзиньчжай. Он нас учил в тот год, когда мне было 10 лет.„Слава“ его оказалась не вымышленной. На уроках он то и дело швырял в учеников ножницы, ножи, медные пластины и т. п. За каждый неверно прочитанный иероглиф три раза бил по ладошке, отчего ученики все ходили с красными, опухшими руками. Я тогда написал небольшое стихотворение, которое так и называлось – „Ян-живодер“:
На месте учителя
Тюремщик сидит.
Мы все – каторжники,
А вовсе не ученики.
И побои дикие,
И ругань помним мы;
Если живы будем —
Будем отомщены!».
«Но среди учителей были и такие, которые не избивали или редко били учеников. Например, когда мне было девять лет, нас учил Юй Наньсэн, который приходился братом моему деду с материнской стороны. При изучении „Луньюя“[18] нам попался фрагмент „Цзай Юй заснул днем“, в котором говорилось:
„Конфуций сказал: Гнилое бревно нельзя гравировать, навозную стену невозможно запачкать“.
Мы с приятелями не были в восторге от этого афоризма, поэтому я тут же написал стишок „Дневной сон“:
Неужели учитель —
Гнилое бревно?
И мы не ученики,
А только навоз?
Кто ж в жару такую,
В полуденный зной,
Сидя, лишенный дремы,
Тупо зрит в окно?
Когда стишок этот переходил из рук в руки учеников, его увидел учитель Юй Наньсэн. Он только
