сильно.
– Виктор, надо поговорить, – произнесла она решительно, словно давно отрепетировав.
– Давай, поговорим, – осторожно согласился он, присаживаясь на стул, гадая, что же могло стать поводом для такого поворота событий.
Она смотрела в стол, постукивая по столешнице костяшками сцепленных в замок пальцев. Лицо ее было внешне спокойным, лишь поджатые губы и сосредоточенно нахмуренные брови выдавали не то душевное смятение, не то напряженную работу мысли.
Таланов терпеливо ждал, смиряя некоторую растерянность.
– Виктор, – решилась она наконец. – Скажи, я была хорошей женой?
– Да, – односложно ответил Виктор. Хотел было добавить несколько совершенно искренних комплиментов, но одумался. Нельзя сказать, чтобы в их семейной жизни вообще не было ссор, но Виктор и Марина любили друг друга и проводили в обществе друг друга не так много времени, чтобы тратить его на затяжные конфликты. Происходившее ныне, на его глазах, радикально отличалось от всех прежних неурядиц, временами раскачивавших семейный корабль.
– Я долго думала, не один даже месяц, – продолжала она решительным тоном и с очень собранным видом. «Однозначно, эту речь она весьма долго репетировала», – подумал он. – Витя… Виктор. Я не могу так больше.
Она мгновение помолчала, вздохнула, словно собираясь с силами, пальцы побелели от напряжения.
– Когда я выходила за тебя замуж, мы оба были романтичны и наивны. Но с тех пор прошло время… много времени. Почти десять лет жизни… И ничего не изменилось.
– Милая… – С этими словами Таланов протянул руку, чтобы накрыть ее ладони, как давеча в кинографе, но Марина резко отдернула их, убрала под стол, словно его прикосновение было ей физически неприятно. Рука Виктора повисла над столом.
– Нет, – коротко и жестко сказала она, словно хлестнула кнутом. – Нет. Слушай.
Виктор убрал руку, кивнул, молча соглашаясь. На душу словно плеснули чернильной кляксой.
– Ты был военным, уезжал «в командировку» на недели, иногда месяцы, – продолжала она, все так же устремив неподвижный сфокусированный взгляд в стол, словно проговаривая старательно заученный текст, да так оно наверняка и было. – Потом возвращался, отшучивался, иногда долечивал раны. Я ведь не дура, я смотрю новости, читаю газеты, я знаю, где стреляют и ранят. Военная тайна? Знаю. Но это все равно оскорбительно – видеть свежий шрам от пули и слышать сказку о том, как тебе случайно «засадили картечину» на генеральской охоте.
Таланов в замешательстве потер лоб. Да, та отговорка и в самом деле была не очень удачной, но Марина выбрала очень уж неподходящий момент для расспросов. Все придуманные заранее объяснения выветрились из головы, он сказанул первое, что пришло в голову. Сказал и почти сразу же забыл, а она, получается, не забыла…
– Я устала, – вымолвила она и наконец посмотрела ему в глаза. –
