Мраморный Исаак приглашающе простирал к посетителям руки, сжимавшие мраморную же инкунабулу.
Весь модерн закончился в лифте, старомодном, обитом изнутри красным бархатом и позолоченными гвоздиками, с массивными металлическими решетками в виде хитро изогнутых растительных орнаментов. Здесь был даже «гарсон»-консьерж вместо привычной панели с кнопками.
«Гарсон» повернул рычаг, и кабина вознеслась на тридцать пятый этаж, целиком занятый под резиденцию Саула Фалькенштейна, патриарха дома. Легендарный издатель, занимавшийся своим делом еще на заре века, почтил самого доходного из своей когорты писателей личной аудиенцией. Старик крайне редко снисходил до общения с кем-либо кроме представителей департамента по сбору податей или таких же древних, как он, коллег из Городского Совета. Его желание лицезреть господина Тайрента лично говорило об очень высоком статусе писателя и значимости вопросов, подлежащих обсуждению.
И о статусе его адвоката, понадеялась Ютта.
Она была далеко не новичком в разного рода деловых переговорах, но подобного ей видеть еще не доводилось.
Резиденция патриарха занимала почти четверть этажа, но из-за обилия вещей походила на нечто среднее между лавкой старьевщика и забытым семейным складом. Бюро красного дерева соседствовало со вполне современного вида шкафом-каталогизатором, старый изограф небрежно громоздился на ветхой книжной этажерке, забитой старинными книгами. По-видимому, хозяин придерживался стратегии – если бумаги начинают мешать, следует завести для них дополнительный стол. Таковых Ютта насчитала не менее пяти, и все как один погребены под грудами папок и бумаг. Широкий дубовый стол, покрытый потертым зеленым сукном, высокое председательское кресло и несколько резных стульев располагались на единственном свободном от вещей пятачке. Портьеры, пыльные даже на вид, стоически отражали атаки солнечного света, и в зале царил полумрак, скрадывавший черты лица маленького сухонького старичка, сидевшего в кресле. Фалькенштейн был похож на ростовщика, собирающего фунты христианской плоти, но никак не на преуспевающего бизнесмена.
В первые минуты Ютта удивилась и даже слегка обрадовалась – Саул принял их единолично, без сопровождения команды вышколенных помощников. Но это была самонадеянность юности и неопытности, в чем она очень быстро убедилась. Старый пират издательского бизнеса давным-давно не нуждался в советах, консультациях и подсказках. Но точно так же в оных не нуждался и Тайрент. Предполагалось, что писатель должен молчаливо присутствовать и символизировать, однако Айвен с легкой, небрежной властностью, мягко, но решительно отсек ее от переговоров. Старый прожженный еврей французского происхождения и средних лет русский сидели в одинаковых позах ложной расслабленности, разделенные столом, буравя друг друга внимательными острыми взглядами.
Писатель и издатель общались безукоризненно ровно и вежливо, ни на йоту не повышая голос, на хорошем немецком, но воздух между
