пусть и высокой проходимости, – не бронеавтомобиль на усиленной подвеске. Но мотоциклисты последовали за командиром. Таланов поймал взгляд Басалаева, майор восседал в коляске второго мотоцикла, с пулеметом в обнимку, отчасти смахивающий на недовольного стриженого медведя.
Где-то через полкилометра конвой вернулся на дорогу. Равнина с ухоженными рощицами и немногочисленными производственными зданиями заканчивалась, они въезжали в пригород, застроенный одно- и двухэтажными домиками. Таланов обратил внимание, что пока не видит каких-то значимых следов войны – разрушений, развалин. Однако на всем окружающем словно лежала печать запустения, потерянности. Дома казались серыми, пыльными, большая часть была заброшена, окна скалились мутными осколками выбитых стекол. Немногочисленные жители передвигались, сгорбившись, низко склоняя головы, словно прячась от небесного ока. И почти исчезли беженцы.
Впереди расположилась остановка автопоезда. Небольшой куб из бетона, выкрашенный в симпатичный светло-желтый цвет, разрисованный на мотивы тропического леса – джунгли, пальмы, обезьяны на лианах. Наверное, постарались местные жители, судя по аляповатости рисунков и пренебрежению пропорциями и реализмом – дети.
На широкой каменной скамье у посадочной площадки сидел ребенок, девочка лет семи-восьми, закутанная в бесформенную кофту («Да, осень, холодно», – машинально подумал Таланов.), в шерстяной шапке, надвинутой по самые брови. Она просто сидела в неподвижном молчании, провожая каждую проезжавшую мимо машину немигающим взглядом темных глаз. В тонких пальцах, красных, покрытых мелкими царапинками и цыпками, девочка сжимала куклу. Очень красивая, дорогая даже на первый взгляд игрушка, наряженная в пышное алое платье с оборками и лентами, неприятно и жутко контрастировала с самой девочкой и всем окружением.
Автопоезд, ребенок…
Виктор, в нарушение всех правил безопасности, шел рядом с их вагоном. Шел, не слушая визгливого пересвиста сигнала, пока тягач набирал скорость, всматриваясь в родные лица. Марина терялась в глубине купе, ее он не видел, но две улыбающиеся, смеющиеся детские рожицы прилипли к широкому окну, расплющив носы о стекло. Веснушки, растрепанные волосы, милые, любимые лица…
Таланов отвернулся, стиснув зубы, в глазах затуманилось, словно он смотрел на мир сквозь искажающие линзы. В горле застрял едкий, жгучий ком, мешающий вздохнуть.
Капитан не видел, как один из гвардейцев на ходу выпрыгнул из коляски мотоцикла, подбежал к девочке, торопливо сунул ей в руки какой-то сверток и побежал догонять отряд.
«Надо было бы пресечь», – подумал Басалаев. Казенный пайковый шоколад дан для того, чтобы солдат сохранял боеспособность. Это не лакомство, а вместилище калорий, и раздаривать его нельзя. Может быть, именно этой вот плитки, частицы заключенной в ней энергии не хватит бойцу, чтобы выиграть доли секунды и прикончить врага
