потрогать. Пахнет приятно, хлебом и мёдом.
– Дом мой хочешь посмотреть? Отец строит. Правда, там пока только стены.
Он, не дожидаясь ответа, снова куда-то идёт. По дороге рассказывает, где кто из его друзей живёт и где что они делали. Если послушать, они только и делали всегда, что целыми днями по улицам ошивались, на девок смотрели да скандалы учиняли.
– Я из-за тебя от друзей сегодня отказался, если что!
Наверное, это должно меня поразить, но становится неприятно. Велика заслуга – вечер без друзей-бездельников провести.
Когда мы дошли до места, ноги уже гудели.
Дом ему строят большой, сразу видно, не для одного, для семьи. Но вопрос застревает в горле. Мы идём дальше.
Когда совсем стемнело, Огния видно не стало, только пятно белой рубахи да голос. Он хохотал и бесконечно говорил о себе самом. Мне ни одного вопроса не задал, не спросил, кто я и откуда, и как в Вишнянки попала, и почему у Глаши работаю.
Кажется, ему всё равно.
– Ну, чего примолкла?
Шёпот раздался прямо у моего лица. Кажется, я слишком задумалась и не заметила, как мы остановились. Дорога так и идёт вдоль околицы, тут луга, до ближних домов далеко.
А это что? Зачем… он меня за талию обнимает?
– Поцелуя просить не буду.
Он говорит, а его дыхание над моей головой плывёт.
– Замёрзла?
Надо же, когда тебя обнимают, это… приятно. Только он как будто трясётся мелкой дрожью, пальцы, как твёрдые палочки, упёрлись в мою спину.
– Пошли на сеновал?
Я ослышалась?
– Что?
– Пошли, я же тебе нравлюсь? Чего? Видел я, как ты на меня смотришь. Ты мне тоже нравишься.
Твёрдые пальцы больно гладят по спине, а губы дышат так близко, что коже на лбу щекотно. Ещё немного – и Огний стал подталкивать меня прочь с дороги в поля.
Получается, он специально меня сюда вёл? Тут сено хранят, последние стога с зимы остались.
Моё упрямство тут как тут.
– Нет, на сеновал иди без меня. Неужто сам не справишься?
Огний тут же выпускает меня из объятий. Отходит, будто и не обнимал. Ну вот… не зря мама говорила, я любого обидеть могу. Говорю, не думая, а потом сама раскаянием мучаюсь. Но поздно – слово-то уже вылетело.
– Смотри, не пойдёшь, больше гулять не позову.
Как он может веселиться? Смеяться над таким? Неужели не обиделся? Жаль, глаз не видно, о чём думает – не понять.
– Ладно, не хочешь, как хочешь, – он отступает. – Ну, я пошёл тогда. Чего просто так ноги по земле бить.
– Постой! – не сдержалась я. – Но разве… разве я тебе не нравлюсь?
– Нравишься, – он тут же возвращается, снова подходит ближе. – Я и говорю – пошли на сеновал. Я не каждую зову, ты не думай.
Его запах манит, он такой сладкий, домашний. Семья…
– А правду говорят, что ты осенью женишься? – тихо спрашиваю
